Священник

Риверс Франсин

— Что, неужели вы все испугались этого чародейского фокуса? — фараон с презрением оглядел зал. — Где мои жрецы?

Кобра поползла к трону. Четыре стражника опустили копья, заслонив правителя. Они были готовы нанести удар, если змея приблизится.

— Все, хватит! Позвать жрецов!

Звук торопливых шагов гулким эхом отражался от каменного пола. Несколько человек с разных сторон вбежали в зал, низко кланяясь фараону. Он властно махнул рукой.

— Разберитесь с этой комедией! Докажите этим трусам, что это просто фокус!

Произнося заклинания, чародеи

подошли к змее. Они бросили свои жезлы на пол, и те тоже превратились в змей. Теперь гады поползли по всему залу. Но если какая-нибудь из извивающихся по полу змей поднимала свою зловещую голову, Божья кобра нападала мгновенно, поглощая соперниц одну за другой.

— Это обман! — фараон побелел, когда громадная кобра остановила на нем взгляд своих темных, немигающих глаз. — Фокус, я говорю!

Змея двинулась к нему.

Моисей схватил Аарона за руку.

— Подними ее.

Аарон страстно хотел увидеть, как кобра укусит фараона, но сделал так, как сказал брат. Сердце гулко билось в груди, пот стекал по шее, но Аарон шагнул вперед, наклонился и перехватил змею посередине. Холодная скользкая кожа и мускулы кобры затвердели, превращаясь в древесину и, мгновенно распрямившись, змея стала его прежним посохом. Подняв его, Аарон храбро стоял перед лицом Рамсеса, его страх был поглощен благоговением перед Господом.

— Господь Бог говорит: «Отпусти Мой народ!».

— Выпроводите их, — фараон сделал жест рукой, будто отмахивался от надоевших мух. — На сегодня развлечений достаточно.

Их обступили стражники. Моисей опустил голову и пошел прочь. Стиснув зубы, Аарон двинулся следом. Египтяне, перешептываясь, поносили и оскорбляли Бога.

— Кто-нибудь из вас слышал о невидимом Боге?

— Только рабы могли придумать столь смехотворную вещь.

— Один бог? Мы должны бояться одного бога? У нас сотни богов!

Горечь и негодование, накопившиеся за годы рабства и унижения, переполняли Аарона. «Это еще не все!» — хотелось ему закричать в ответ. «Много знамений и чудес», — так говорил ему Моисей. Это только начало войны, с которой Господь идет на Египет. Его отец, Амрам, ждал этого дня, и отец его отца, как и его отец. Дня избавления!

У ворот стражник оставил их. Положив руку на плечо Моисея, Аарон почувствовал, как дрожит его брат.

— Я тоже знаю, что такое страх, Моисей. Я прожил с этим всю свою жизнь. — Сколько раз ему приходилось съеживаться под ударом кнута надсмотрщика или смотреть в землю, чтобы начальники не увидели на его лице того, что он на самом деле чувствовал? Желая ободрить брата, Аарон крепко сжал его плечо.

— Они пожалеют о том дне, когда с таким презрением обошлись с Божьим помазанником.

— Они отвергают Бога, Аарон. Я ничто.

— Ты пророк Божий!

— Они этого не понимают — так же, как и наш собственный народ.

Аарон знал, что евреи относятся к Моисею с тем же презрением, что и фараон. Он кивнул и опустил руку.

— Через тебя говорит Бог. Я знаю, что это так. И Господь избавит

нас. — Он был уверен в этом ничуть не меньше, чем в том, что сегодня солнце зайдет за горизонт, чтобы завтра утром снова там появиться. Господь избавит Израиль Своими знамениями и чудесами. Он не знал, как и когда, но не сомневался, что это произойдет, потому что… так сказал Бог.

Аарон содрогнулся, подумав о силе, превратившей его посох в кобру. Он провел пальцами по резной деревянной поверхности. А может, ему привиделось все это? Каждый, кто был в огромном зале, видел, как кобра Господа Бога поглотила змей, сотворенных чародеями фараона, и, несмотря на это, они насмехались и не воспринимали всерьез Божью силу.

По пути в Гесем Моисей остановился. У Аарона мурашки побежали по коже.

— С тобой говорил Господь, — сказал он брату.

Моисей взглянул на него.

— Мы должны пойти к Нилу и ждать у дворца фараона. Мы опять будем говорить с ним завтра утром. Ты должен сказать вот что…

Они шли вдоль берега реки, и Аарон слушал указания Моисея. Он не задавал вопросов и, получив указание, не настаивал на разъяснениях.

Приблизившись к дому правителя, Моисей остановился и захотел передохнуть. Аарон устало опустился на корточки и накрыл голову. В это время суток жара была невыносимой и действовала усыпляюще. Он стал смотреть, как солнечный свет мерцает на спокойной глади реки. На другом берегу мужчины резали тростник, из которого потом плели матрацы, делали папирус, предварительно размельчив и вымочив. На этом берегу, рядом с дворцом фараона, тростник оставался нетронутым.

Монотонно квакали лягушки. В неподвижной позе застыл ибис, расставив лапки и опустив голову в ожидании добычи. Аарон вспомнил, как плакала мать, когда укладывала Моисея в корзину. Восемьдесят лет прошло с того дня, но Аарон помнил все до мельчайших подробностей, как будто это случилось сегодня. Ему казалось, что он слышит эхо от стонов других матерей, когда они, следуя указу старого фараона, отдавали реке своих новорожденных сыновей. За долгие годы воды Нила — реки жизни Египта, управляемой богом Хапи, — переполнились кровью евреев, а крокодилы жирели с каждым годом все больше. На глаза Аарона навернулись слезы, когда он взглянул на мерцающую гладь Нила. Ему казалось маловероятным, что фараон почувствует хоть какие-нибудь угрызения совести из-за гибели еврейских младенцев в этой реке, тем более, что с тех пор минуло восемьдесят лет. По, может быть, об этом вспомнят его историки и все ему объяснят… Если осмелятся.

«Боже, где же Ты был, когда старый фараон заставлял нас бросать детей в коричневые воды Нила? Я родился за два года до того указа фараона, иначе меня бы тоже не было. Я уверен, что Ты наблюдал за Моисеем и позволил ему приплыть в руки женщины, которая имела власть над фараоном, а таких людей были единицы. Господь, я не понимаю, почему Ты позволил нам так много страдать. И никогда не пойму. Но я сделаю все, что бы Ты ни сказал. Все, что Ты поручишь Моисею исполнить, и все, что он скажет мне, я сделаю».