Священные камни и языческие храмы славян. Опыт эпиграфического исследования
Шрифт:
Рис. 73
Стены и опорные столбы храма оформлены в виде человечеких фигур
На другой иллюстрации показана реконструкция храма, где подлинными элементами оформления являются стены с досками, напоминающими человеческие фигуры. Остальное дополнено фантазией реконструктора. Судя по изображению, храм был небольшим, провинциальным, явно не претендовал на какое-то выдающееся место среди других святилищ западных славян. Это был очень рядовой храм. Вместимость его, судя по картинке, вряд ли превышала 50-60 человек. Недаром о нем в его бытность немецкие писатели не упоминали.
В.В. Седов комменирует данное сооружение несколько иначе. Он пишет: Храмы балтийских славян, выстроенные из дерева и великолепно оформленные, до недавнего времени были известны по описаниям XI-XII вв. Теперь некоторые из них открыты и изучены археологами. Один из них исследован в Гросс Радене недалеко от города Штернбергер в округе Шверина. Здесь на полуострове Биннензее находится городище с высоким кольцевым валом и рядом поселений IX-X вв., где и открыто было культовое здание второй половины IX века (рис. 73). Стены его сооружены из вертикально поставленных бревен, которые с наружной стороны были облицованы уплощенными брусьями. Последние сверху завершались схематически
Анализ этих храмов при учете данных исторического описания выявляет ближайшие аналогии им в культовом строительстве кельтов. В этой связи достаточно обоснованной представляется мысль Й. Геррманна о том, что культовые здания балтийских славн восходят к кельтским храмовым сооружениям6. Их начало, по-видимому, относится к последним столетиям I тысячелетия до н.э., когда часть славян впитала в себя кельтский субстрат. В земли балтийских славян кельтское наследие было перенесено, скорее всего, из Силезии носителями фельбергских древностей 7. Даже если храмы Гросс Радена и Фельдберга несут на себе кельтское влияние, из этого еще не следует, что все славяне заимствовали культовое строительство от кельтов. Кстати сказать, по сравнению с последующими храмами, с которыми мы познакомимся в данной работе, храм из Гросс Радена выглядит довольно нетипичным: его крыша более крутая, чем обычно, его стены сделаны из вертикальных столбов, а не из обычных горизонтальных. Кроме того, на реконструкции совершенно отсутствуют окна, о чем забыли археологи; храм без освещения существовать не мог. Судя по рисунку из книги Седова, кровлей были маленькие деревянные доски, что тоже не типично для славян. Словом, на мой взгляд качество реконструкции оставляет желать лучшего. Кроме того, храм общей площадью в 84 м2, то есть размером в современную 3-комнатную квартиру (за вычетом служебных помещений там вообще должно оставаться порядка метров 60 полезной площади) скорее можно было бы сопоставлять с часовней, а не с полноценным храмом.
Исследование в отношении языческих храмов показало, что они являются предшественниками не только христианских, но и исламских культовых построек. Однако если для христиан больше по душе пришлась архитектурная композиция храмов Макоши, а храмы Рода часто превращаются в звонницу, колокольню, то у мусульман основное здание является развитием квадратного и низкого храма Рода, тогда как минареты восходят к высоким круглым вариантам того же храма. Иными словами, пока можно остановиться на выводе о том, что формы славянских языческих храмов получили дальнейшее развитие не только в христианстве, но и в исламе, то есть они предшествовали формам храмов этих религий и типологически, и хронологически. Вместе с тем, целый ряд положений тут нуждается в дополнительной проверке и уточнении.
Языческие храмы, как оказалось, являются формами либо для христианских надгробий (Вологда, Киев), либо для ковчегов, содержащих мощи святых (Кёльн). С одной стороны, это позволяет более успешно изучать сами формы языческих храмов, с другой — до сих пор является свидетельством языческих истоков христианства. Поскольку под такими надгробьями хоронят не столько светских лиц государственного уровня (царей, великих князей), сколько священников и святых, получается, что последние как бы возвращаются в лоно языческой церкви. Трудно сказать, насколько современные христианские священники, соблюдая эту традицию, отдают себе отчет в ее происхождении и смысле. Но в любом случае выясняется, что и тут форма языческого храма играет первостепенную роль, то есть языческие храмы не только не исчезли, но в разных функциях существуют и в наши дни.
Эволюция крытых языческих храмов и проблема истории христианской архитектуры
В предыдущем разделе основное внимание было уделено выявлению форм языческих храмов, их отношению к тем или иным божествам, а также географическому распределению, то есть привязке к тем или иным городам. Теперь же, когда таких храмов выявлено более трех десятков, есть смысл разобраться в том, почему они не были описаны историей христианской культовой архитектуры, получить некоторые разъяснения относительно истории культовых зданий, и попытаться более подробно реконструировать эволюцию языческих архитектурных форм. Нашим оппонентом и старшим коллегой в данном случае выступит Николай Васильевич Покровский (1848-1917), весьма уважаемый основоположник отечественной церковной археологии. В предисловии к его книге “Очерки памятников христианского искусства”, на которую в данном разделе мы будем многократно ссылаться, А.А. Алексеев отмечет: Характеризуя творческий путь Покровского, мы говорим прежде всего об археологе, историке, богослове русской самобытной школы. В самом деле, если протестантский или католический ученый в произведениях христианского искусства видит лишь предмет старины, то дл Покровского это в первую очередь свтыни, имеющие символико-богословское значение, а затем уже предметы историко-художественного наблюдения. Эти два момента — основополагающие для отечественной школы христианского искуствознания, созданной ученым 56. Для наших целей мы будем часто цитировать часть его монографии, раздел “Памятники христианской архитектуры”, который представляет самостоятельную небольшую книгу57, весьма интересную, но, как и любое произведение археологического плана, связанную с определенными недостатками в степени изученности тех или иных памятников истории. Кроме того, по ходу рассмотрения мы будем давать комментарии к отдельным его положениям, которые, как мне кажется, характеризуют совсем иной подход в плане культурологии.
Основные установки. В начале третьей главы своего труда. “Памятники церковной архитктуры в России. Киев” Н.В. Покровский пишет: История русского искусства начинается вместе с появлением в России христианства . Высказывания подобного типа я встречал неоднократно; особенно характерны они были для академика Д.С. Лихачева, и я столь же неоднократно горячо против них протестовал. Если их принимать всерьез, то получается, что до христианства никакой более или менее заметной культуры на Руси не было, а если что и было, то не иначе как русские у кого-то заимствовали. Данная научная парадигма сложилась и не в советское, и даже не в дореволюционное время; она к нам пришла в послепетровскую эпоху вместе с родоначальниками нашей исторической науки Байером, Мюллером и Шлёцером. К тому же она очень хорошо легла на церковнцю точку зрения “Москва — третий Рим, а четвертому не бывать”; вот и у Н.В. Покровского русская церковная архитектура рассматривается только в третьей главе, и не надо быть пророком, чтобы понять, что первая глава у него посвящена церковной архитектуре Рима, а вторая — Константинополя. Для меня же русская культуры была основополагающей для всей Европы, ибо русские показывают образцы письменной культуры еще во времена палеолита когда пишут (NB!) по-русски ! Сейчас я бы не хотел вдаваться в эти проблемы, хотя отголосок ее мы незаметно рассмотрели
Это — самые общие установки, но даже сузив нашу тематику лишь до церковной архитектуры, невольно хочется воскликнуть: а как же те два десятка языческих храмов, которые я только что рассмотрел? Выход из этого только один: первая процитированная выше фраза Н.В. Покровского является ошибочной . Отметив этот факт, пойдем дальше: Что касается русских построек, предшествовавших христианству, то о них дотаточно сказать несколько слов. Самый факт существования в России строительного искусства в эпоху, предшествовавшую появлению христианства, не может подлежать сомнению . — Вот-те на! Только что сказано, что история русского искусства до христианизации Руси отсутствовала, а теперь речь идет о несомненном существовании строительного искусства . Чему же верить? Или строительное искусство — вовсе не искусство? Или храмы, построенные для отправления религиозных потребностей христиан — это искусство, а для отправления религиозных потребностей язычников — вовсе не искусство? Но ведь только что мы видели, что одни и те же стены могли называться то храмом Макоши-Живы, то храмом Марии! Или в момент переименования неискусство тотчас становилось искусством? Словом, я понимаю, что в душе Н.В. Покровского боролись два одинаково сильных начала: христианство и патриотизм. Как христианин он порицал все дохристианское, как патриот любил все отечественное, даже дохристианское. Итак, вторая фраза историка христианской архитектуры мне представляется вполне справедливой, и именно потому она находится в вопиющем противоречии с первой. Кроме того, я тоже попытлся сказать о постройках, то есть о крытых храмах, всего несколько слов, ибо от камней прешел к святилищам (разумеется, открытым) лишь для того, чтобы понять какие-то детали этих святилищ и получше описать камни; но было неудобно ничего не сказать о крытых святилищах, и я привел вначале пример храма Арконы просто как хрестоматийный. А дальше материал, что называется, “пошел”, и я не уложился не только в несколько слов, но и в несколько страниц. И сам удивился тому обилию материала, который удалось взять просто из общедоступной, а не узкоспециальной литературы. А начинать раздел о церковной архитектуры Руси с простого умения русов строить мне кажется умалением их культурного достоинства. Это все равно как сказать: надо же! Наши предки, оказывается, умели читать, писать, ходить в церковь и даже молиться. Совсем как люди!
Но вернемся к примерам Н.В. Покровского: Известно, что около VII-VIII веков русские славяне знакомы были и с каменными сооружениями: в IX веке у них уже были каменные терема, каковы терема великой княгини Ольги — один в Киеве, другой в Вышгороде, а в Великом Новгороде были уже каменные стены с бойницами на случай отражения неприятелей. Но подобные сооружения из камня для страны, изобилующей лесом, сооружения, требующие технических познаний, не могли составлять в то время обычного явления . Опять некая дружеская оплеуха нашим предкам: дескать, хотя и строили из камня, да лишь в редчайших случаях! — Но мы убедились, что здания языческих храмов были самыми разнообразными, включая круглые бышни и пирамиды; убежден, что так было и до Х века, и после него. Преобладающим строительным материалом служило дерево, в применении как к гражданским, так и военным сооружениям. Относительно сооружений релишиозного характера у русских язычников ни археология, ни история не сказали ничего положительного . Тут я полностью согласен с Н.В. Покровским и в отношении распространенности дерева, и в отношении молчания археологии. Но почему археологи и историки промолчали? Как мы убедились, матералы по языческим храмам были, и если о них можно сказать довольно много сейчас, в начале третьего тысячелетия, то уверен, что лет 120-130 назад о них можно было бы сказать много больше, ибо тогда существовало намного больше источников. Стало быть, дело не в самих материалах, а в намерениях этих археологов и историков. Они промолчали не потому, что сказать было нечего, а потому, что боялись за свою репутацию. Напомню, что трехтомник А.Н. Афанасьева “Языческий взгляд славян на природу” был переимнован цензурой в “Поэтический взгляд славян на природу”, и намерение поискать языческие храмы в тот период, мягко говоря, не поощрялось. Так что прослыть вольнодумцами никому из ученых совсем не хотелось. Сейчас ситуация иная, конфессиональной цензуры пока нет, и исследования можно развивать под давлением самого материала, а не влиятельных заказчиков. Поэтому я восхищаюсь мужеством Н.В. Покровского, когда он пишет: Однако же данные славяно-русской мифологии и сведения о развитом культе древних руссов делают не невероятным предположение, что храмы или капища здесь были. Если главное божество (Перун) представлялось в виде статуи, сделанной иногда даже из драгоценных металлов, если существовали здесь сложные обряды жертвоприношений и молитв, то нет серьезных оснований отрицать здесь существование храмов, хотя бы в виде простых навесов или срубов для помещения божества. Подобные сооружения известны во всех более или менее развитых религиях язычества, в том числе и у славян западных, как это видно из хроники Дитмара. На эти капища, по-видимому, указывает выражение летописца об архиепископе Иоакиме, что он “требища разорил” 58. Отмечу между прочим, что на разорение христианских святынь язычниками никто никогда не указывал, то есть язычники вели себя в отношении христиан приветливо, слали им выбитые на священных камнях кресты, переименовывали собственные храмы в христианские, тогда как христиане “разоряли” языческие требища. Но главное для меня сейчас не воинственность христиан по отношению к язычникам, а сама идея храма как “простого навеса” над чем-то священным. Было ли это божество или иная святыня, это уже второй вопрос, который мы ниже постараемся рассмотреть; важно, что данная идея Н.В. Покровского очень близка моему предположению, которое я сейчас изложу. Недаром же я отмечал, что надгробия тоже имеют форму храмов и, точнее, форму простейших храмов Макоши.
Для более поздних построек характерно иное: плоский потолок храма Рода трансформируется сначала в конический, а затем и в купол, который олицетворяет собой небо (и в этом смысле можно согласиться с пониманием Г.К. Вагнером купола как небесного свода). Получается, что по мере уменьшения солярного мотива (8-конечная звезда трансформируется в 4-конечную, крест на плане храма) усиливается мотив небесный; купол сначала незначительно выглядывает сквозь крышу, потом оказывается на крыше целиком, а затем и существенно возвышается над ней, опираясь на дополнительный барабан. Однако я полагаю, что по законам симметрии по мере поднятия купола храма Рода должно было одновременно происходить опускание надгробья в подвальные помещения церкви. К сожалению, в популярной литературе о храмовой архитектуре разреза подземных помещений я не нашел, так что эта гипотеза пока остается без подтверждения. Вместе с тем, полагаю, что высказанная тут гипотеза о совмещении подземного и небесного позволяет понять обязательность соединения в одном храме архитектурных начал как Рода, так и Макоши, и притом зала Макоши именно как внутреннего, а не наоборот.