Святая Русь - Князь Василько
Шрифт:
– Глянь, княжна, какой пригожий, - с улыбкой наклонилась к Марии ближняя боярышня Любава.
– Великий князь?.. Ничего пригожего.
– Да нет. Вон тот, что шелом снял… Зришь? На коне чубаром.
– Зрю.
– Ну и как?
Мария пожала плечами, хотя молодой всадник ей и в самом деле приглянулся: на полголовы выше великого князя, осанистый, русокудрый.
– Кто-то из племянников, - продолжала Любава.- Ну, ей Богу, пригожий, - и залилась румянцем.
Отец Любавы, боярин Святозар, сложил голову на Калке. Убитая горем мать
А затем был пир. И каких только питий и яств на столах не было! (Черниговское княжество одно из самых богатейших на Руси. Земля жирная, плодородная, воткни кол - без навоза вырастет. Чего и говорить - цветущее, изобильное княжество. Лакомый кусок не только для чужеземца-ворога, но и для любого русского князя).
Юрий Всеволодович, вальяжный, степенный, говорил негромкие речи, отпивал вино из золотой чары, а в голове его всё крутилась и крутилась одна назойливая мысль: он хоть и женат на родной сестре Михаила Всеволодовича, но шурин не шибко-то ему и кланяется. Человек он властный и гордый, и надо его еще крепче привязать к себе.
– Всё-то мы в неустанных заботах, всё-то о своих землях печемся, кровь за неё проливаем, а чего ради?
За столами примолкли: великий князь речет! А Юрий Всеволодович неторопливо и раздумчиво продолжал:
– Ради потомства своего, чад любых, дабы они нужды не ведали и крепко на ногах стояли. Не так ли, Михайла Всеволодович?
– Доподлинно, великий князь. Добрые дети - дому венец, для того и взращиваем, - утвердительно отозвался князь Черниговский, не ведая, к чему клонит Юрий Всеволодович.
– Именно венец, - кивнул великий князь.
– Но и для оного надо постараться, дабы худых отпрысков не было. Дитятко что тесто: как замесил, так и выросло… У тебя, чу, дочь - красная девица.
– Грех жаловаться.
– Чего ж от гостей прячешь? Я ведь ее с малых лет не видел. А еще шурин. Негоже, - с легкой, добродушно-хитрой улыбкой погрозил пальцем Юрий Всеволодович.
Михаил Всеволодович пытливо глянул на великого князя. С чего бы это вдруг он о дочери заговорил? Неспроста…
– Пусть зелена - вина мне поднесет. Хочу выпить из ее рук.
Михаил Всеволодович обернулся к дворецкому, стоявшему за спиной.
– Покличь Марию.
По обычаям того времени женщины на пиры не допускались. Но если самый влиятельный гость (другим не дозволялось) надумал выпить чару из рук хозяйки или её дочери, то отказать в такой просьбе было нельзя.
Мария появилась в гриднице в сопровождении матери, княгини Евдокии Романовны. На княжне алый сарафан, поверх коего шелками шитый расписной летник, на голове кокошник, украшенный дорогими каменьями, на ногах башмачки золотные, в руках золотой поднос с чарой.
Мария, смущенная, зардевшаяся, ступила к Юрию Всеволодовичу, поясно поклонилась и молвила:
– Угощайся, великий князь, на доброе здоровье.
Юрий Всеволодович
– Экая лепая выросла.
Перед ним стояла милолицая, зеленоглазая девушка с темнорусой пышной косой, обвитой жемчужной перевязью.
Великий князь выпил, трехкратно расцеловал Марию и повернулся к княгине.
– Добрую дочь вскормила, Евдокия Романовна.
– Заботами супруга моего, - скромно молвила княгиня и, поклонившись мужу, добавила.
– Души в ней не чает.
Зять ласково, по-отечески глянул на шурина.
– Славная у тебя семья, Михайла Всеволодович. У всех бы так.
– Благодарствую на добром слове, великий князь, - сдержанно отозвался князь Черниговский, продолжая пребывать в некотором недоумении. Обычно от Юрия Всеволодовича не дождешься хвалебного слова, а тут при всех князьях и боярах на него не скупится.
Великий князь метнул острый взгляд на Василька. Тот с интересом поглядывал на Марию, и это еще больше подстегнуло захмелевшего Юрия Всеволодовича:
– Пью за доблестного князя Черниговского и его славных домочадцев!
Пир загулял с новой силой!
На другой день, после полудня, Юрий Всеволодович и Михаил Черниговский уединились. Разговор пошел о курском князе Олеге, кой затеял вражду с Черниговским княжеством.
Вражда имела глубокие корни. В 1164 году умер князь Святослав Ольгович, владетель курских, черниговских и новгород-северских земель. Чернигов по все правам должен был отойти племяннику от старшего брата, Святославу Всеволодовичу. Но супруга покойного Ольговича вступила в тайный сговор с епископом Антонием, тысяцким Юрием и знатными боярами. На совете решили: никому не говорить о смерти Святослава Ольговича три дня, дабы иметь время послать за сыном вдовы, Олегом.
Тайный гонец примчал к Олегу в Чернигов и передал тому наказ матери:
– Поспешай, князь! Святослав Всеволодович худо жил не токмо с отцом твоим, но и с тобой. Не замыслил бы какого лиха.
Олег успел приехать в Курск прежде Святослава. Все надеялись на благополучный исход заговора. Засомневался лишь тысяцкий Юрий:
– Не шибко-то я доверяю епископу Антонию. Этот грек хоть и целовал образ Спасителя, но клятву свою может нарушить.
Слова тысяцкого дошли до Антония, и тогда он вдругорядь заявил:
– Бог и Пресвятая Богоматерь мне свидетели, что я не пошлю к Святославу Всеволодовичу вестника о княжеской смерти, да и вам сие делать запрещаю, дабы не погибнуть нам душою и не уподобится Иуде.
Коварен и хитер был грек Антоний. На словах он поддержал княгиню и бояр, но в голове его блуждали иные мысли. Трудно сказать, кто будет со щитом. У Святослава не только крепкая дружина, но и много сторонников. Случись его победа - и ему, епископу, не видать епархии, как своих ушей. А епархия зело доходная, богатствами своими владыка не уступал самому князю. Он должен остаться святителем.