Святая Русь - Сын Александра Невского
Шрифт:
– Ложь и еще раз ложь!
– Помолчи, сын мой, и выслушай меня до конца. Орденским братьям предначертана высокая цель. Они призваны Богом искоренить язычество, искоренить всюду, где оно существует. И тогда будет одна истинная вера, которая избавит мир от кровавых войн и народных бедствий. Настанет царство благоденствия... Вижу по твоему лицу, что ты намерен вступить со мной в бесполезный спор. Не спеши, сын мой. Пусть остынет твое сердце. Пусть оно наполнится терпением, благочестием и благоразумием. Я понимаю, что ты хочешь заступиться за свою веру, но,
Речь прелата звучала долго и убаюкивающе. Васютка едва не задремал в удобном, мягком кресле. (Он, конечно, не знал, что этот католический отче обладает особым даром внушения).
А прелат заключил свою продолжительную речь такими словами:
– Ты, сын мой, станешь верным защитником Христа и святой девы Марии. Твердо скажи мне: желаешь ли ты стать христианином и признаешь ли католическую веру?
Васютка, стряхнув с себя завораживающую дремоту, четко услышал последние слова. Он поднялся из кресла и веско ответил:
– Меня лживыми словами не усыпишь. А посему твердо отвечу тебе, отче: даже под самой лютой пыткой я не предам святую Русь и не приму твою поганую католическую веру. Я не хочу больше тебя слушать.
Лицо прелата исказилось от гнева. Вся его беседа оказалась напрасной: он не выполнил дружескую просьбу командора Вернера.
Прелат также поднялся из кресла, ступил к узнику и посмотрел на него пронзительными глазами.
– Вижу, что ты хочешь остаться язычником. Тогда тебя ждет смерть. Язычник не должен жить на этой земле.
– Уж лучше смерть, чем вечный плен.
* * *
Фогт Валенрод расхаживал по своей тронной палате и раздумывал:
«Этот русский - трудный орешек. Я был уверен, что он откажется от принятия католической веры. Глупец, он слишком предан своей языческой религии. Об этом же рассказал и Иоган, хотя прелат питал некоторые надежды, но все его внушения оказались напрасными... И всё же остается еще одна попытка проверить узника. Она ничтожна, но не надо забывать, что узник является купцом».
И командор приказал привести к нему упрямого пленника.
На этот раз Валенрод приступил к разговору без обиняков:
– Говори, купец, что ты меня хотел спросить.
– Зачем ты меня держишь в плену, господин Вернер?
– Я так и догадывался, что тебя давно мучает этот вопрос... Ты мне пришелся по сердцу. Сейчас с тобой хорошо обращаются. Единственное исключение - ты, купец, не можешь выйти из стен моего замка. Но и это поправимо. Ты уже, наверное, заметил, что я не бросаю на ветер слов. А посему ты поверишь тому, что я тебе сейчас скажу. Я могу отпустить тебя на волю, но при одном условии.
– Стать католиком?
– Нет, купец. Я убежден, что ты и на костре останешься верен своему языческому православию. У меня другое
– Лепота!
– захлопал в ладоши Васютка.
– И всего-то малюсенькая мелочь - забыть свою Отчизну. Уж такое заманчивое предложение, господин Вернер. Спасибо тебе, благодетель.
Насмешка сошла с лица Васютки, глаза его стали холодными и отчужденными.
– Послушай, господин Вернер. Никакие царские посулы148 не заставят меня стать изменником.
Васютка вытянул из-под рубахи серебряный нательный крест и, приложившись к нему губами, твердо заявил:
– Клянусь не изменять православной вере и святой Руси. Я не принимаю твоего предложения, господин Вернер.
– Ступай прочь!.. Я подумаю над твоей дальнейшей судьбой.
Васютку увели в тюремное помещение, а командор молчаливо застыл у решетчатого окна.
«Этому русичу цены нет, - с невольным уважением подумал он.
– Его не прельстишь ни богатством, ни славой, ни золотом. Он чересчур предан своей земле. Побольше бы таких рыцарей в Ливонском Ордене. Некоторые готовы за горсть монет перебежать к датскому или шведскому королю. Тем ценнее этот русич. Он так и не узнал всей правды. За такого пленника, посланник князей Дмитрия и Бориса, боярин Лазута Скитник, способен многим пожертвовать. И это весьма важно, когда русское войско приближается к Немецкой земле.
Г л а в а 8
ЗИМНИЙ РАТНЫЙ СТАН
Рать отдыхала в лесной лощине. Лазута Егорыч Скитник сумел-таки не заблудиться и вывести изнемогающую рать в обширную лесную лощину. Но чего это стоило! Кони увязали в глубоких сугробах, падали на колени. Пешие ратники шли им на помощь, вытаскивали на себе груженые возы.
Особенно трудно было вытянуть розвальни с тяжеленными осадными орудиями. Аниська Талалай кричал охрипшим голосом:
– Навались, навались, ребятушки!
Десятки людей пробивались к возам. Одни - поднимали увязших коней, другие - утаптывали перед конями снег, третьи изо всех сил налегали на розвальни. И вся эта работа творилась при неистовой, не утихающей метели.
Пока добирались до спасительной лощины, розвальни приходилось вытаскивать много раз. От заснеженных ратников валил пар. Некоторые из них настолько намаялись, что принимались ворчать на Талалая:
– Ну, Аниська, замучил ты нас. Дались тебе экие махины!