Святая Русь - Сын Александра Невского
Шрифт:
Карлус взял поднос, вышел из комнаты и звякнул за собой затвором. Васютка же прилег на свое ложе и задумался. Этот надзиратель - славный человек, но жизни его не позавидуешь. Он тот же узник, лишенный родного очага. Десять лет он не видел своих детей и жену. Ребятишки стали совсем уже взрослыми. Они и жена давно уже оплакали своего отца и мужа, так как ведают, что он спас их ценою своей жизни. А Карлус жив, он не так уж и далеко от дома, но убежать не может. Вернер, этот таинственный Вернер, пустых слов на ветер не кидает. Он доподлинно ведает, где живет семья Карлуса...
Чтобы не думать о Вернере, Васютка начинал вспоминать свой дом: нарочито ворчливого деда, ласковую матушку, степенного отца и своих братьев, Никитку и Егорушку. Где они сейчас? Да с ними всё ясно. Братья - на службе у ростовского князя, а отец... отец, либо в Ростове Великом, либо вновь куда-нибудь отъехал посланником Бориса Васильковича. Он, вкупе с боярином Нежданом Корзуном, зачастую ездит. Отца в городе уважают, справедливым и мудрым называют. Простым народом он не гнушается, хотя и ходит в боярском чине. Старший княжий дружинник! Не каждому то на роду написано. Но отец, когда бывает дома, посмеивается.
«Меня, сыны, боярином кличут. Но какой из меня боярин! Ни гордыни, ни спеси. Я из подлых людей, ямщик. Даже когда гонцом княжьим еду, ямщиком себя мыслю. Самая отрада, когда был ямщиком».
Вот такой он, Лазута Егорыч. Простолюдины к нему частенько со своими нуждами приходя, а то и просто за советом. Никому не отказывает, и никогда мзды не берет. Честный у Васютки отец.
Мать же вспоминал чаще всех. Братья ведали, что он - матушкин любимец. Младшенький! Большая часть материнской ласки на Васютку приходилась. Уж как она лелеяла своего сына, как заботилась о нем, как беспокоилась за его дальние торговые поездки!
«Уж ты остерегайся, Васенька. Чу, в лесах лихие люди на купцов нападают. Ты всегда к большому обозу приставай».
Перекрестит, благословит иконой Божьей матери, поцелует, а у самой - тревожные слезы на глазах.
Васютка успокаивал, что с ни ничего не случится, и выезжал из ворот. А мать, Олеся Васильевна, всё стояла и стояла, пока ее любый сын не скроется из глаз. Так было и в последний раз...
Васютка горестно схватился руками за голову. Господи! Сколь же она слез пролила, изведав о погибели сына, сколь настрадалась, и до сих пор страдает! А дед с отцом? Они, скупые на мужскую слезу, хоть и не плачут, но очень горюют. Да и у братьев всякое веселье пропало, грустными ходят. Молодые их жены, поди, утешают. Но кто деда, мать и отца утешат? Будь ты проклят, Вернер!
Нет, нет, лучше не думать о нем. Всё равно все его поступки необъяснимы. Мысли путаются. Надо о Марьюшке помышлять. Тогда все черные думы улетучиваются и на душе становится теплее.
* * *
В начале февраля Карлус пришел в комнату невольника взбудораженным.
– Я принес тебе радостную весть, Васютка.
– Вернер упал с коня на турнире рыцарей?
– пошутил узник.
– Дался тебе этот Вернер... Русское войско идет по землям эстов. Где-то через неделю оно пройдет вблизи нашего замка.
Васютка оторопел от неожиданного известия. Соотичи рядом. Господи! Да это же несказанное счастье!
– Как изведал?
– придя в себя, спросил Васютка.
– Вчера Кетлер праздновал свои именины. Пригласил дружков. Все напились, как свиньи, и много болтали про русскую рать, которую ведет на Раковор переяславский князь Дмитрий. С ним-де новгородская, псковская, владимирская, ростовская и другие дружины.
Васютка от радости даже в ладоши хлопнул.
– Хорошо ведаю князя Дмитрия. Добрый воевода. Значит, и батюшка с братьями в походе.
В порыве радостных чувств Васютка крепко обнял Карлуса.
– Вот уж потешил! Большая рать собралась. Князь Дмитрий замок Вернера не пропустит. Непременно захватит.
– А вот здесь я тебя опечалю, Васютка. Немцы подписали мир с Русью. Они не будут мешать походу русских дружин на Раковор, захваченный датскими крестоносцами, зато и русские не станут трогать немецкие крепости.
Радостное лицо Васютки помрачнело, будто черная туча его накрыла.
– Значит, рать пройдет мимо... Отец и братья пройдут мимо, и мне уже никогда не выйти из этой треклятой крепости. Никогда, Карлус!
– Не отчаивайся, Васютка. Я, кажется, придумал выход. Мы совершим побег.
– Да какой побег, друг мой Карлус!
– отмахнулся узник.
– Ты же сам сказывал, что за побег твою семью уничтожат.
– Не уничтожат, я всё продумал.
– Не знаю, не знаю. Сомнительная затея. Но меня-то кто выпустит?
– Послушай, Васютка. Как мне стало известно из тех же разговоров Кетлера, немецкие соглядчики подсчитали, что русская рать пройдет мимо замка через неделю. Мы сбежим накануне, ночью. Я принесу тебе железную пилку и длинную веревку. Когда ты подпилишь решетку, я приеду в твою комнату, и мы спустимся по веревке на землю.
– А стражники?
– Они охраняют только ворота. Мы же спустимся с другой стороны. Там будут кустарники.
– Но тебя могут хватиться.
– Едва ли. Нам повезло. Через шесть дней немцы будут отмечать именины господина Бертольда, и как всегда напьются.
– Но как ты принесешь веревку? До земли не менее пятнадцати сажен.
– Долями, под своей курткой. Думаю, никто не заметит.
– И что дальше?
– За ночь мы доберемся до русской рати.
– А утром тебя хватятся, и господин Вернер пошлет своих головорезов на хутор, где живет твоя семья. Я не хочу, чтобы она погибла, а посему никуда с тобой не побегу.
– Но ты же будешь спасен, Васютка.
– Такой ценой? Нет, Карлус, я всю жизнь буду проклинать себя за погибель твоих детей, жены и твоего брата. Это не по мне.