Святая Земля. Путешествие по библейским местам

Мортон Генри Воллам

Было странно видеть великую римскую дорогу, по-прежнему аккуратно вымощенную, проходящую через город и за северными воротами теряющуюся на горном склоне. В Помпеях повсюду бродит множество людей, они обмениваются глупыми замечаниями, которые неизбежно слышишь, например: «Это место производит большое впечатление»; а Джераш, расположенный в диких, безлюдных горах, словно скелет в пустыне, одинокий и молчаливый в ярком утреннем свете, остался для меня незабываемым воспоминанием. Сидя там, я размышлял, посещал ли когда-нибудь Христос города Декаполиса. Насколько возможно утверждать, что Он не делал чего-то? Евангелия описывают лишь два-три последних года Его жизни. Если кто-то смог бы доказать, что в те годы, о которых мы ничего не знаем, Он совершил путешествие в Рим, разве мы удивились бы? Всю свою

жизнь в Галилее Он непрестанно странствовал, все говорили о Его странствиях. С гор позади Назарета Он мог видеть голубое море и корабли, пересекавшие срединное пространство римского мира. Исследователи скажут: «Евреи не путешествовали просто так, ради удовольствия», но Иисус вообще редко вел Себя как ортодоксальный еврей: Он дружил с самаритянами, Он переиначивал представления о субботе, вся Его жизнь была бунтом против холодного формализма иудейства. И хотя сама мысль о том, что Он покидал берега Палестины, кажется довольно экстравагантной, у нас нет оснований однозначно утверждать, что Он категорически избегал языческих городов, встречавшихся на Его пути.

Мне нравится воображать, что Иисус, «проходя через пределы Десятиградия», заходил в эти величественные греческие города, находил тень под прекрасными портиками, слушал разговоры на форуме и Своим добрым, милостивым взглядом находил там нечто доброе, ускользавшее от глаз Его фанатичных современников.

Нам не следует забывать, что одному из городов Декаполиса, подобному Джерашу, суждено было стать щитом и убежищем живой христианской традиции. Именно в Пеллу, город на юге Галилеи, входящий в состав Десятиградья, бежали иерусалимские христиане, когда армии Тита встали лагерем на Елеонской горе.

Именно греческий город сохранил для всего мира свидетельство веры. И с течением времени, когда история Христа разошлась по всему свету, именно греческий язык позволил передавать ее все дальше и дальше.

Я ступил на дикую тропу, которая привела меня к старинной мельнице, использовавшей силу водного потока. Там я увидел араба с мешком пшеницы, уложенным на спину осла, — они направлялись к мельнице. На сей раз водитель пошел со мной, потому что я захотел осмотреть здание изнутри. Возле двери, скорчившись на камне, в свете послеполуденного солнца, сидела очень худая, довольно изящная, но грязная бедуинка. В ноздрях у нее было по две бусинки с каждой стороны, а на лице виднелись татуировки. Босые ноги были длинными и красивыми. Она играла с очень маленькой, хорошенькой девочкой лет пяти, живот которой был чудовищно раздут — обычная деформация арабских детей, которые питаются от случая к случаю и чем придется.

Увидев меня, женщина со свирепым видом отвернулась, скрючившись еще сильнее, и что-то пробормотала моему водителю. Я поинтересовался, что она сказала.

— Она думает, вы еврей, который пришел отобрать землю.

— Но почему она так решила?

— Потому что вы в шляпе, — ответил он. — Шляпа — обычный признак яхуди.Арабы говорят: «Пусть Господь проклянет тебя вместе с твоей шляпой».

Я попросил его вернуться к женщине и объяснить ей, что я не еврей, но в моей стране все носят шляпы. Она мгновенно сменила гнев на милость, я пожал ей руку, хотя не уверен, что это правильно. Однако это порадовало ее, и она с готовностью провела меня на мельницу.

Я никогда бы не поверил в возможность того, что увидел: в наше время продолжала работать римская мельница. Жернова представляли собой огромные гранитные блоки поздней римской работы, полагаю, они перетирали пшеницу еще во времена существования Джераша.

Араб и его осел стояли в полумраке мельницы в ожидании, когда будет смолот привезенный мешок пшеницы. Это был красивый парень с длинным кинжалом за поясом. Он заговорил со мной, и водитель перевел его слова:

— Сколько в вашей стране стоит жена? — он начал разговор с довольно неожиданного вопроса.

— В моей стране жен не покупают, — ответил я.

Араб пристально уставился на меня, в его взгляде сквозило явное осуждение.

— Скажи ему, что многие отцы дают своим дочерям деньги, когда те выходят замуж, — обратился я к водителю.

Араб очевидно заинтересовался этой новостью.

Водитель

пояснил:

— Он говорит, что такие, наверное, очень глупые. В Трансиордании такого не делают.

В дальнейшем я узнал, что цена на жену скандально выросла за последнее время, и араб был этим крайне возмущен. Он говорил об этом тем же тоном и с тем же выражением лица, с какими мы обсуждаем повышение подоходного налога на очередные шесть пенсов. Затем, забросив мешок с мукой на спину осла, он по традиции вежливо попрощался, коснувшись лба и груди, а потом вышел на ослепительный солнечный свет и пошел вверх по тропе вдоль реки…

Было уже совсем темно, когда я добрался до Аммана — горной столицы Трансиордании. В городе не было видно ни одной шляпы, и я решил утром купить себе кеффию.Напротив небольшого каменного отеля высился массивный греческий театр, способный вместить семь тысяч зрителей.

3

Утром меня разбудил звук выстрела. Это была небольшая полевая пушка. От выстрела слегка задрожали стекла в окнах, а издалека донесся лай. Пушка стреляла с минутным интервалом. Я посмотрел на часы. Пятнадцать минут пятого.

Предыдущим вечером, во время беглого знакомства с Амманом, он показался мне местом, где может произойти все что угодно, так что я встал и подошел к окну. Ничего не было видно, кроме огромной, замершей в ожидании аудитории греческого театра через дорогу. Солнце еще не начинало всходить. В сумраке могло показаться, что тени Софокла и Эсхила бродят где-то между ярусами. На самом деле это были два пастуха-бедуина в белых рубахах. Затем пушка снова выстрелила, и где-то в горах ей ответил варварский ритм барабанов и визг дудок и — совершенно невероятно! — волынок.

Служащий в холле отеля сообщил мне, что начался мусульманский праздник, эмир Абдулла, правитель Трансиордании, прибывает для молитвы в мечети. Я вышел на улицу. Как раз начинался восход. Люди бежали в одном направлении, и я последовал за ними. Через некоторое время я оказался на самом краю невероятной толпы. Она целиком состояла из арабов. Шейхи пустыни сидели верхом, за их спинами виднелись ружья. Военный духовой оркестр в новенькой синей форме европейского покроя маршировал мимо с предельно торжественным видом. Затем прошло подразделение арабских волынщиков в такой же синей форме, на волынках развевался королевский тартан Стюартов. Тут толпа пришла в возбуждение, лошади шейхов вставали на дыбы и лягались, так что мне с трудом удалось рассмотреть отряд черкесских копейщиков, спускавшийся с горы легким галопом: верхушки их шапок были покрыты черным каракулем, длинные черные плащи с алым кантом, патронташи через всю грудь, а на каждом копье — весело развевающийся флажок. Пушка еще раз выстрелила и затихла. Солнце превратило купол далекой мечети в огромный белый гриб, сияющий над узкими улицами города. Наступила тишина. И в этой тишине эмир вошел в мечеть для молитвы.

Я зашел в одну из лавок, которые открывались одна за другой, и с помощью двух-трех известных мне арабских слов с глубоким облегчением купил типичный головной убор бедуина — кеффию,а также агаальиз скрученных черных волос. Я примерил обновку в отеле и остался доволен: теперь у меня гораздо меньше риска быть побитым, даже в тех местах, где знавали лишь Лоренса Аравийского и Доути [17] .

Великобритания вернула Амману достоинство столичного города — как в ветхозаветные времена, когда это был главный город аммонеев. Моисей во Второзаконии утверждал, что именно здесь видели гигантский остов кровати великана Ога, царя Васанского ⁹⁷ . Кстати, этот остов, на котором Ог покоится не в жизни, а в смерти, согласно легенде, находится неподалеку, так как рядом с Амманом были найдены огромные саркофаги.

17

Доути Чарльз Монтегю (1843–1926) — английский ученый и путешественник, считается одним из классиков английской ориенталистики. — Примеч. ред.