Святитель Игнатий – Богоносец Российский
Шрифт:
«Один я в келлии, заперты двери; густым занавесом завешено окно, – так начинает во введении свой “Плач” инок Димитрий, – скромная лампада в углу келлии теплится пред святыми иконами, разливает по келлии слабый, томный свет. Не нужно мне освещения более яркого: оставил я все занятия. Сижу на одре в недоумении, в безотчетливом молчании. <…> не входите, не входите ко мне! Не нарушайте моего безмолвия!.. Необходимо мне одиночество: способен я к одному плачу. Чем больше объемлет меня плач, тем больше жажду его, тем больше вдаюсь в него. <…>
<…>
Не на груды камней и пепла падают мои слезы… – пишет инок дальше, вспоминая плач Иеремии. – <…> Причина моего плача – причина нравственная, и область моего плача – область духа. Оплакиваю сожжение невидимого
К этому периоду жизни послушника Димитрия относится встреча с ним в Вологде будущего настоятеля Николо-Угрешского монастыря архимандрита Пимена, в то время молодого Петра Мясникова. Последний дает такой яркий, живописный портрет юного послушника Димитрия, что его нельзя не привести.
40
Там же. С. 387–388.
«В первый раз довелось мне увидеть Брянчанинова, – пишет будущий архимандрит, – на набережной реки Золотухи; я был на левом берегу, а он шел по правому. Как сейчас вижу его: высокого росту, стройный и статный, русый, кудрявый, с прекрасными темно-карими глазами; на нем был овчинный тулуп, крытый нанкою горохового цвета, на голове послушническая шапочка. Это было во время зимы 1830 года» [41] . В это время, находясь в Семигородной пустыни и приезжая в Вологду, Димитрий Александрович подает прошение владыке Стефану с просьбой постричь его в монахи.
41
Цит. по: Марк (Лозинский), иеромонах. Духовная жизнь мирянина и монаха… Ч. 1. С. 86.
Время близ, но еще не все завершилось в духовных страданиях юного искателя подвига. Его переводят в отдаленный и малонаселенный Дионисиев-Глушицкий монастырь. Это был восьмой и последний по счету монастырь, и в нем закончились иноческие скорби молодого Брянчанинова. Ему исполнилось 24 года, когда он водворился в Дионисиевом монастыре, и срок искуса его как послушника подходил к концу, совершался. Уже более трех с половиной лет он был в монастыре. Весь вологодский период послушник Димитрий провел один, так как друг его Михаил Чихачев остался на прежнем месте в Кириллово-Новоезерском монастыре и позднее перевелся в Никандрову пустынь Псковской губернии, неподалеку от своих родных краев.
Приближаясь ко времени пострига послушника Димитрия в мантию, необходимо кратко оценить время его послушнического искуса. Этот искус не был обычным. Юный искатель древней истины спасения не жил в одном монастыре под водительством одного духовного отца. Он не имел возможности ровного и постепенного хода в духовной жизни в условиях не меняющейся монастырской среды, а вследствие ряда причин все годы своего послушнического жития находился в странничестве и скитании. Это произошло и потому, что его великий старец иеромонах Леонид подвергался гонениям и принужден был переходить из одной обители в другую. Это имело место и потому, что Димитрий Александрович вступил в монастырь, будучи уже тяжело больным, имея основное заболевание, которое давало время от времени обострение, к чему присоединялась еще и лихорадка, полученная в условиях сырого и нездорового климата озерных краев, в которых он обитал. Отсюда происходила и отлучка в родной дом для поправления здоровья, отсюда и постриг его совершался не в ограде монастырских стен.
Одновременно с этими непрестающими внутренними скорбями юному подвижнику, ищущему Единого, стремящемуся к постоянному предстоянию Богу в молитве, давались по временам, которые известны Одному Промыслителю, светлые удостоверения, что избранный путь правилен, давались крепкие знамения правды духовной, подлинные осияния в истинах Христовой веры. Таковы эти подкрепления Божественные
Постриг, рукоположение и настоятельство
Постриг этот тоже не был обычным. Подготовка к нему происходила в глубокой тайне от всех членов высокопоставленной семьи послушника, и, приехав в Вологду, он укрылся на постоялом дворе, готовясь к решительному и долгожданному дню своей жизни. Самый постриг происходил в необычной обстановке: он был совершен владыкой Стефаном в кафедральном Воскресенском соборе города в воскресный день 28 июня 1831 года, при стечении народа, среди которого находились и родственники постригаемого.
Преосвященный Стефан нарек новопостригаемому имя священномученика Игнатия Богоносца, как бы оценивая перенесенные юным иноком страдания, а также провидя его особый тернистый путь [42] . Память священномученика Игнатия Богоносца совершается Православной Церковью 20 декабря и 29 января. Преосвященный Игнатий праздновал день своего Ангела сначала в первый, а потом во второй день. Время после пострига монах Игнатий проводил при архиерейском доме и скоро (4 июля) был возведен Владыкой в сан иеродиакона, а потом (25 июля) сподобился и благодати священства.
42
В жизнеописании епископа Игнатия, составленном его учениками, есть указание, что это имя могло быть дано новопостригаемому и в знак того, что в Вологде хранится память о страданиях в темнице преподобного Игнатия, князя Вологодского, мощи которого покоятся в монастыре преподобного Димитрия Прилуцкого, Ангела новопостриженного по Святому Крещению, и что, таким образом, определяется общность судьбы молодого дворянина Димитрия с преподобным из княжеского рода. См.: Игнатий Брянчанинов, епископ. Сочинения… Т. 1. С. 34.
О переживаниях этих святых для преосвященного Игнатия дней свидетельствуют его письма. «Свершилось! – пишет он своему другу П. П. Яковлеву. – Я пострижен и посвящен во иеромонаха. Когда меня постригали – казалось мне, что я умер; когда посвятили, – казалось – воскрес. Живу какою-то новою жизнью; весьма спокоен; не тревожит меня никакое желание; во время каждой обедни ощущаю, что достиг конца желаний, ощущаю, что получаю более, нежели сколько бы мне пожелать. <…> Сказываю всем о себе… я счастлив!» [43] .
43
Цит. по: Марк (Лозинский), иеромонах. Духовная жизнь мирянина и монаха… Приложения. Т. 4. С. 341. Курсивом в цитате выделено подчеркивание святителя Игнатия.
Вокруг новопоставленного иеромонаха, вследствие необычности всего его поприща и пострига, развивалась большая молва, рос интерес к его личности, что, естественно, мешало устроению его духа. Он просился обратно в Дионисиев-Глушицкий монастырь, но владыка Стефан удерживал его желание, так как готовил его к ответственной деятельности. В январе 1832 года, когда иеромонаху Игнатию еще не исполнилось и 25-ти лет, преосвященный Стефан назначил его настоятелем в Пельшемский Лопотов монастырь, дав ему звание строителя. Должен был начаться новый период жизни и деятельности подвижника Божия. Все, приобретенное им в светских науках и в знании о законах внутренней жизни иноков, должно было послужить теперь воссозиданию обители в должности ее настоятеля.