Святитель Василий Великий. Книга 1. Догматико-полемические творения. Экзегетические сочинения. Беседы
Шрифт:
И все почти, сколько-нибудь заслуживающие внимания по мудрости, каждый по мере сил, в сочинениях своих более или менее распространялись в похвалу добродетели; им должно верить и надобно стараться в самой жизни выразить их учения. И кто любомудрие, заключающееся у других в словах, оправдывает делом, тот «один жив; прочие же только движущиеся тени» [1750] .
Мне кажется, что такой образ действий походит на то, как если бы живописец подражал чему-нибудь дивному, например красоте человека, и человек действительно был таков, каким тот представил его на картине. Ибо с жаром хвалить добродетель пред людьми, вести о ней длинные речи, а наедине предпочитать целомудрию – удовольствие и справедливости – прибыток, назвал бы я подражанием тем, которые лицедействуют на зрелище и часто выходят представлять царей и владельцев, не будучи не только ни царями, ни владельцами, но даже, может быть, и свободными. Притом играющий на лире не охотно согласится, чтобы лира у него была не настроена; и начальник хора не захочет иметь у себя такой хор, который бы не пел как можно согласнее. Таким образом, каждый сам с собою будет в разладе, представит жизнь, не соответствующую словам, будет говорить словами Еврипида [1751] «Язык у меня клялся, а сердце не участвовало в клятве», и виноват будет в том, что кажется добрым вместо того, чтобы быть таким. Но если поверить Платону [1752] , это крайний предел несправедливости – казаться справедливым, не будучи таким.
1750
Аллюзия на Гомера. Одиссея X, 490–495:
Раньше, однако, другую дорогу свершить вам придется — Съездить в жилище Аида и Персефоне ужасной. Должен ты там вопросить Тиресия фивского душу — Старца слепого, провидца, которого ум сохранился. Разум удержан ему Персефоной и мертвому. Души Прочих умерших порхают в жилище Аида, как тени.Перевод В. В. Вересаева. – Ред.
1751
Еврипид (ок. 480–406 до Р. Х.) – афинский драматург. – Ред.
1752
Платон (427–347
Поэтому так будем принимать сочинения, в которых заключаются правила добродетели. Поелику же и доблестные деяния древних мужей или соблюлись до нас в непрерывной памяти людей, или сохранены в сочинениях стихотворцев и историков, то не лишим себя и отсюда происходящей пользы. Например, некто в народном собрании злословил Перикла [1753] , но он не обращал на то внимания, и целый день продолжалось, что один осыпал другого ругательствами, а другой нимало о том не заботился. Потом, вечером уже и когда смерклось, этого человека, едва прекратившего ругань, Перикл проводил со светильником, чтобы не даром пропало у него упражнение в любомудрии. Еще кто-то, рассердившись, грозил смертью Евклиду Мегарскому [1754] и клялся в этом. Но Евклид сам дал клятву, что умилостивит его и заставит прекратить свое к нему нерасположение. Как хорошо, если приходят на память таковые примеры человеку, когда он одержим уже гневом! Ибо не должно верить трагедии, которая без рассуждения говорит: «Раздражение вооружает руку на врагов». Напротив того, всего лучше вовсе не приходить в раздражение. Если же это трудно, то, по крайней мере, удерживая раздражительность рассудком, как уздою, надобно не дозволять выходить ей за пределы.
1753
Перикл (ок. 490–429 до Р. Х.) – афинский военачальник и государственный деятель, который с 460 г. до самой своей смерти (в 429 г. до Р. Х. во время эпидемии чумы) был первым лицом в Афинах. – Ред.
1754
Евклид Мегарский (432 – ок. 380 до Р. Х.) – ученик и друг Сократа. – Ред.
5. Но возвратим слово назад к примерам доблестных мужей. Некто, нещадно нападая на Софронискова сына, Сократа [1755] , бил его в самое лицо, а он не противился, но дозволил этому пьяному человеку насытить свой гнев, так что лицо у Сократа от ударов опухло и покрылось ранами. Когда же тот перестал бить, Сократ, как сказывают, ничего другого не сделал, а только, подобно тому как на статуе пишут имя художника, написал на лбу: «Делал такой-то»; и тем отомстил. Поскольку это указывает на одно почти с нашими правилами, то утверждаю, что весьма хорошо подражать таким мужам. Ибо этот поступок Сократа сходен с заповедью, по которой ударяющему по ланите должен ты подставить другую (Мф. 5:39), – в такой мере надобно мстить за себя! А поступок Перикла или Евклида сроден с заповедью терпеть гонителей и кротко переносить гнев их; и с заповедью желать добра врагам, а не проклинать их (Мф. 5:44). Посему предварительно обученный сему не будет не верить заповедям как чему-то невозможному. Не умолчу и о поступке Александровом. Александр, взяв в плен дочерей Дария, о которых засвидетельствовано, что красота их была удивительна, не удостоил себя и видеть их, считая постыдным победителю мужей быть побежденным от женщин. Ибо это указывает на одно с заповедью, что воззревший на женщину для услаждения, хотя и не совершит прелюбодеяния самим делом, но за то, что допустил в душу желание, не освобождается от вины (Мф. 5:28). О поступке же Клиния, одного из близких Пифагору, трудно поверить, чтобы сходство его с нашими правилами было делом случая, а не тщательного подражания. Что же сделал Клиний? Дав клятву, мог он избежать потери трех талантов; но предпочел заплатить их, чем клясться, хотя клятва его была в деле справедливом. Он как будто, представляю я, слышал ту заповедь, которая запрещает нам клятву (Мф. 5:33–37). Но возвратимся опять к тому же, что сказано в начале, а именно: что не все по порядку надобно нам брать, а только полезное. Ибо стыдно вредное в пище отвергать, а в науках, которые питают нашу душу, не делать никакого разбора, но, подобно весеннему ручью, увлекая за собою все встречающееся, нагружать тем душу. И какой в этом расчет, если кормчий не безрассудно отдается ветрам, но направляет ладью в безопасное место, и стрелок бросает стрелу в цель, и медник, и плотник стремятся к концу, сообразному с их искусством, а мы останемся ниже и этих рабочих, имея возможность разуметь свое дело? И у ремесленников работа их имеет цель; а для жизни человеческой нет будто цели, смотря на которую должно все делать и говорить тому, кто не намерен совершенно уподобиться бессловесным? Или впустую, совершенно подобно неоснащенным кораблям, никакому уму не вверив кормила души, будем без цели туда и сюда носиться по жизни. Но и в состязаниях телесными силами, а если угодно, и на музыкальных орудиях, упражняются в тех именно подвигах, за которые предложены венцы, и никто, упражняющийся в борьбе, также в кулачном бою и борьбе вместе, не станет учиться играть на гуслях или на свирели. По крайней мере, не делал так
1755
Сократ (470–399) – знаменитый афинский философ, учитель Платона. – Ред.
Полидам, но пред олимпийским подвигом останавливал он на бегу колесницы и тем укреплял свои силы. И Милон [1756] не сходил с намазанного маслом щита, когда стаскивали его, противился не меньше, чем статуи, припаянные свинцом. Вообще у них упражнения были приготовлением к подвигам. А если бы, оставив усыпанное песком поприще и телесные упражнения, занялись бряцаниями Марсия [1757] или фригийского Олимпа, то ужели бы получили венцы и славу, а не бежали прочь, чтобы не насмеялись над ними? Но и Тимофей не проводил времени на ратоборных поприщах, оставив сладкопение; иначе не удалось бы превзойти так в музыке и ему, у которого столько было искусства, что и возбуждал гнев созвучиями напряженными и жестокими, и опять укрощал и смягчал его созвучиями нежными. Сим-то, говорят, искусством, играя однажды пред Александром фригийскую песню, заставил его среди ужина взяться за оружие и потом, смягчив звуки, сделал, что опять возвратился он к пирующим. Такую-то крепость сил к достижению цели в музыке и телесных подвигах доставляет упражнение!
1756
Милон (конец VI в. до Р. Х.) – знаменитый греческий атлет из Кротоны (юг Италии). – Ред.
1757
Марсий – фригийский флейтист. – Ред.
6. Но поскольку упомянул я о венцах и о подвижниках, то присовокуплю: они, претерпев тысячи трудностей в тысяче случаев, всеми мерами приумножив свою силу, пролив много пота в трудных телесных упражнениях, приняв много побоев в училище, избрав не самый приятный образ жизни, но предписанный учителями, и во всем прочем (скажу не распространяясь) ведя себя так, что жизнь их до подвига была упражнением в подвиге, уже после всего этого являются готовыми на поприще, переносят все труды и опасности, чтобы получить венок из дикой маслины, или из гирчи, или из чегонибудь подобного и, победив, заслужить провозглашение от глашатая. Ужели же нам, которым за жизнь предлежат награды столь удивительные по множеству и величию, что невозможно словом их выразить, когда спим на оба уха и проводим жизнь в большой беспечности, остается взять только эти награды левой рукою? Тогда высоко бы ценилась праздная жизнь и у всех восхитил бы первенство в счастье Сарданапал [1758] или, если угодно, Маргит [1759] , о котором сказал Гомер (если только это стихи Гомера), что он был ни пахарь, ни копатель, ни человек, способный к чему-либо в жизни. Но не более ли истинно изречение Питтака [1760] , который сказал, что «трудно пребыть добродетельным»? Ибо действительно, даже подъяв много трудов, едва можем сподобиться тех благ, которым, как выше сказано, нет и образца между благами человеческими. Поэтому не должно нам лениться и на краткий покой променивать великие надежды, если не хотим слышать укоризны и терпеть наказания, – не здесь от людей, хотя и сие немаловажно для имеющего ум, но на тех судилищах, где бы они ни были, хотя бы под землею или где в другом месте. Невольно погрешившему против долга, может быть, и будет некоторое помилование от Бога, но намеренно избравшему худое нет и отговорки, чтобы не терпеть сугубого наказания. «Что же нам делать?» – скажет кто-нибудь. Что иное, кроме того, чтобы, освободившись от всех других попечений, иметь попечение о душе?
1758
Сарданапал – последний ассирийский царь. Вошел в историю как любитель наслаждений. – Ред.
1759
Маргит – герой несохранившейся, но популярной в древности одноименной комической поэмы середины VII века до Р. Х. Сын богатых родителей, «знал много вещей, но все знал плохо», считать он умел только до пяти, но пытался исчислить количество морских волн, спрашивал свою мать, происходит ли он от? нее или от отца, и т. п. (Тройский И. М. История античной литературы. Л., 1946. С. 72). – Ред.
1760
Питтак – один из семи мудрецов VI века до Р. Х., которому приписывались различные мудрые изречения («гномы»). – Ред.
7. Поэтому не должно служить телу, кроме крайней необходимости, а душе надобно доставлять все лучшее, любомудрием, как от темницы, освобождая ее от общения с телесными страстями, а вместе с тем и тело соделывая неодолимым для страстей. Чреву надобно доставить необходимое, но не слишком сладкое, как делают измышляющие разных приготовителей стола и поваров, обыскивающие всю сушу и море, собирающие дани, как жестокому какому-то властелину, – эти жалкие труженики, страждущие не менее мучимых в аде, которые подлинно прядут огонь, решетом носят воду, льют в дырявую бочку, не видят конца трудам. А трудиться сверх нужды над волосами и одеждами, по выражению Диогена, свойственно или злосчастным, или обидчикам. Посему утверждаю, что быть и называться щеголем должны мы почитать столько же срамным делом, как и жить непотребно и злоумышлять на чужое брачное ложе. Ибо для имеющего ум какая разность – надеть ли на себя зрелищный наряд или носить одежду простолюдина, если только она достаточно защищает от холода и жара? Подобным образом и прочее надобно заготовлять себе, не превышая меры необходимого, и не больше заботиться о теле, чем о душе. Мужу, поистине достойному сего именования, быть щеголем и занятым своею наружностию не менее укоризненно, как и рабски предаваться другой какой-либо страсти. Употреблять все старание на то, чтобы тело было как можно наряднее, свойственно человеку, который не познал сам себя и не понимает того мудрого правила, что не одно видимое составляет человека, но потребна некая высшая мудрость, посредством которой каждый из нас познает себя, каков он. А сие имеющим неочищенный ум более невозможно, чем больному глазами смотреть на солнце. Очищением же души (чтобы сказать одним разом и достаточно для вас) служит – презирать чувственные удовольствия, не насыщать глаз нелепыми представлениями чудодеев или зрением тел, возбуждающих к сластолюбию, и чрез слух не вливать в душу поврежденного сладкопения. Ибо от такого рода музыки обыкновенно возникают страсти – порождения рабства и низости. А нам должно учиться иной музыке, которая лучше и ведет к лучшему, которою пользуясь Давид, творец священных песнопений, как говорит Писание, избавлял царя от неистовства (1 Цар. 16:23). Сказывают же, что Пифагор [1761] встретив упившихся на пиру, свирельщику, который управлял пиром, велел, переменив напев, заиграть на дорический лад, и пирующие так образумлены были этою игрой, что, сбросив с себя венки, разошлись со стыдом. А иные при звуках
1761
Пифагор Самосский (ок. 540–500 до Р. Х.) – греческий философ и математик, религиозный и политический деятель. – Ред.
1762
Корибанты – дети Аполлона и музы Талии. Их культ пришел в Элладу из Малой Азии (Фригии) и, подобно многим фригийским культам, имел экстатический характер. – Ред.
1763
Вакханты – участники и участницы ночных празднеств Вакха, бога виноградарства, вина и веселья. Культ Вакха, называемого греками также Дионисом, был также фригийского происхождения и со II века до P. X. приобрел характер оргий. – Ред.
1764
В списке Colb. tertio добавлено – «явно» (PG. T. 31. Col. 583). – Ред.
1765
Ср.: Свт. Григорий Богослов. Слово 27, 3 // Свт. Григорий Богослов. Творения. Т. 1. С. 328. — Ред.
8. Итак, если излишнее попечение о теле бесполезно для самого тела и служит препятствием душе, то покорствовать и услуживать телу – явное безумие. Но если бы научились мы презирать его, то едва ли бы стали удивляться чему-нибудь другому из всего человеческого. Ибо на что понадобилось бы еще богатство нам, которые ни во что ставим телесные удовольствия? Я не вижу никакой надобности, кроме той, чтобы, подобно драконам из мифов, получать удовольствие от того, чтобы неусыпно стеречь зарытые сокровища. Но кто обучился в рассуждении подобных вещей вести себя благородно, тот вовсе не способен избрать что-нибудь низкое и постыдное в деле или в слове. Что сверх нужды, будь то лидийский песок или работа златоносных муравьев, тем более станет он гнушаться этим, чем менее находит в том потребности.
Самую нужду будет определять он естественными потребностями, а не удовольствиями. Ибо преступившие пределы потребностей, подобно несущимся вниз по склону, не имея перед собою ничего такого, на чем бы удержаться, нигде не останавливаются в своем стремлении вперед, но чем более простираются вперед, тем более, для удовлетворения пожелания, имеют нужду в равном прежнему или еще в большем, по изречению Ексикестидова сына, Солона, который говорит: «В богатстве у людей нет явного предела». В этом же надобно взять себе в учители Феогнида, который говорит: «Не люблю и не желаю богатств, а только бы прожить мне малым, не встретив ничего худого». А я дивлюсь презрению всего вообще человеческого в Диогене [1766] , который доказал, что он богатее и великого царя, потому что меньше его имеет нужд в жизни [1767] . А нам, если нет у нас такого же числа талантов, как у Пифея мисийского [1768] , нет стольких и стольких десятин земли, нет стад скота, которых бы нельзя было и перечесть, – нам все еще мало. Но думаю, что, когда нет богатства, не должно его желать, а когда оно есть, надобно думать не о том, что обладаешь им, но о том, умеешь ли располагать им. Прекрасно изречение Сократа, который об одном богатом человеке, высоко думавшем о деньгах, сказал, что не прежде станет удивляться ему, как изведав, умеет ли пользоваться ими. Фидий и Поликлет [1769] , если бы много стали превозноситься золотом и слоновою костию, из которых первый сделал илиянам Зевса [1770] , а другой аргивянам Геру [1771] , подверглись бы посмеянию за то, что, хвастаясь чужим богатством, оставили в стороне искусство, от которого и золото стало приятнее и драгоценнее. А мы, предполагая, что человеческая добродетель сама по себе недостаточна для украшения, думаем о таком своем поступке, что он менее постыден! Неужели, презрев богатство и чувственные удовольствия поставив ни во что, погонимся за лестию и ласкательством и станем подражать пронырству и оборотливости Архилоховой лисицы [1772] ? Человеку здравомыслящему более всего должно избегать того, чтобы жить для славы, сообразовываться с мнением большинства, а не правый разум ставить вождем жизни; но хотя бы пришлось противоречить всем людям или за прекрасный поступок навлечь на себя бесславие и опасности – и в таком случае не должно решаться на извращение правильно познанного. А кто не таков, о том скажем ли, что отстает он в чем-нибудь от египетского софиста, который, когда хотел, делался деревом, зверем, огнем, водой и всякою вещью, если только он то будет хвалить справедливое пред чтителями справедливости, то станет говорить противное, когда заметит, что одобряют несправедливость, как это в обычае у льстецов; и как говорят о полипе, что меняет цвет по цвету земли, которая под ним, так и он будет менять свои мысли по расположению людей, которые при нем? Но хотя этому совершеннее обучимся из наших писаний, однако же и из внешних уроков очертим на сей раз как бы некоторый набросок добродетели. У тщательно собирающих пользу с каждой вещи, как и в больших реках [1773] , отовсюду обыкновенно прибывает многое. Ибо изречение стихотворца «прибавляй малое к малому» [1774] надобно почитать правильным не только о приращении серебра, но и обо всяком звании. Поэтому Биант, когда сын, отправляясь к египтянам, спрашивал, что делая особенно угодит он отцу, отвечал: «Приобрети напутствие к старости», а напутствием назвал добродетель, заключив ее в тесные пределы, потому что ограничил пользу ее продолжением человеческой жизни. А я, хотя бы кто наименовал мне старость Тифона [1775] , или Арганфония, или старость самого долговечного у нас Мафусала [1776] , о котором сказано, что жил тысячу лет без тридцати, хотя бы отчислил все время сначала, как стали существовать люди, посмеюсь этому, как детской мысли, простирая взор в тот долгий и нестареющийся век, в котором так же нельзя мыслию своей постигнуть предела, как назначить и предположить кончину бессмертной душе.
1766
Диоген (ок. 412–323 до P. Х.) – греческий философ-киник из Синопа. – Ред.
1767
По преданию, когда посетивший Диогена царь Александр Македонский спросил, что он может сделать для него, тот попросил не загораживать солнце. На это Александр воскликнул: «Если бы я не был Александром, то хотел бы быть Диогеном». – Ред.
1768
Пифей – оратор времен Филиппа Македонского (IV в. до Р. Х.). – Ред.
1769
Фидий и Поликлет (V в. до Р. Х.) – греческие скульпторы. – Ред.
1770
Статуя Зевса в храме Зевса в Олимпии считалось одним из «семи чудес света». Сгорела в Константинополе во время пожара 475 года. – Ред.
1771
Огромная скульптура сидящей Геры, выполненная из слоновой кости и золота для храма Геры в Аргосе, является самой знаменитой работой Поликлета. Есть мнение, что он ее сделал, чтобы затмить славу Фидиевого «Зевса». – Ред.
1772
Басня Архилоха «Лисица и обезьяна» направлена против «выскочек» незнатного происхождения, мнящих себя аристократами. Творения Архилоха утрачены в византийскую эпоху. – Ред.
1773
В Editio Paris. добавлено: – «по Гесиоду». – Ред.
1774
Гесиод. Труды и дни:
Если и малое даже прикладывать к малому будешь, Скоро большим оно станет; прикладывай только почаще.Перевод В. В. Вересаева. – Ред.
1775
Тифон – в древнегреческой мифологии стоглавое огнедышащее чудовище, сраженное Зевсовыми молниями и погребенное под горой Этной, извержения которой традиционно объяснялись попытками Тифона освободиться. – Ред.
1776
Мафусал – дед Ноя, проживший дольше всех людей (Быт. 5:27). – Ред.
Для сего-то века советовал бы я вам приобрести напутствие, не оставив, по пословице, недвинутым ни одного камня, если только будет вам от того какая польза. Не будем бездействовать по той причине, что это тяжело и требует труда; но, вспомня совет сказавшего, что всякому должно избирать жизнь совершеннейшую и ожидать, что привычка сделает ее приятной, испытаем то, что всего лучше. Ибо стыдно, потеряв настоящее время, впоследствии стараться возвратить прошедшее, чего не сделаешь уже никаким трудом. Итак, я, что признаю важнейшим, частью сказал вам теперь, а частью буду советовать и во всю жизнь.
А вы, так как болезни бывают троякие, не окажитесь подобными неизлечимо больным и не обнаружьте в себе недуга воли, похожего на болезнь страждущих телом. Ибо страждущие неважною болезнью сами приходят к врачам; одержимые более тяжкими недугами к себе призывают врачующих; а впадшие совершенно в неисцелимую болезнь меланхолии и приходящих к ним врачей не допускают до себя, чего да не будет ныне с вами: вы не убегайте от людей, которые рассуждают право!
Беседа 23
На день святого мученика Маманта [1777]
1777
Память сего святого мученика Святая Церковь совершает 2 сентября.