Святители и власти

Скрынников Руслан Григорьевич

30 июня 1611 года Совет земли первого земского ополчения утвердил приговор, ставший своего рода временной конституцией страны. Мелкие помещики и «старые» казаки составили основную массу земской рати, и они заставили Совет считаться с их интересами. Приговор 1611 года предписывал конфисковать земельные владения у всех бояр и дворян, помогавших врагам и сидевших с «литвой» в Кремле, с тем чтобы раздать эти земли «недостальным» детям боярским и «старым» казакам из земских полков. Однако закон о землях содержал множество оговорок, облегчавших достижение компромисса с Боярской думой. Земли предполагалось отобрать лишь у тех бояр, которые «по ся места сидят на Москве с литвою без жон и без детей». Многозначительная оговорка снимала вину с бояр за сотрудничество с

врагом, имевших при себе семьи, поскольку они поневоле должны были оставаться в Кремле, чтобы не оставить жен и детей заложниками «литвы». Остается сказать, что едва ли не большинство членов думы сидели в Кремле с семьями. Земский приговор оставлял им шанс на сохранение всех земельных богатств после перехода на сторону патриотов. Год спустя этим шансом воспользовались и Мстиславский, и другие вожди думы. При переходе в земский лагерь они объявили себя жертвами насилия «литвы».

С могуществом московской знати должны были считаться и фанатически приверженный католицизму Сигизмунд III, и вожди освободительного движения в России. Вторжение безбожных «латынян» на Русь и сожжение ими царствующего града придали борьбе определенное направление. Борьбу за национальную независимость стали отождествлять с борьбой против вторжения иноверцев, борьбой за веру предков. Это определяло отношение патриотов к церкви и ее землям. Земская конституция не только ограждала целостность имений, принадлежавших патриарху и монастырям, но и предписывала «поворотити опять за патриарха и к соборным церквам и за монастыри» ранее отобранные у них села и вотчины.

Из монастырей, поддерживавших земское освободительное движение, самую выдающуюся роль играл Троице-Сергиев. Братия монастыря понесла большие потери во время беспримерной обороны обители от войск Сапеги. В Троицком синодике поименовано 220 убиенных монахов. По словам келаря монастыря Авраамия Палицина, погибло почти 300 старцев. Когда в Москве вспыхнуло восстание, власти монастыря тотчас отрядили в помощь земским людям две сотни стрельцов и 50 вооруженных монастырских слуг. Вскоре же архимандрит Дионисий разослал грамоты по городам с известием о гибели столицы и с призывом встать за православную веру.

Руководство Троице-Сергиева монастыря установило самые тесные связи с земским ополчением. В обители нашел прибежище князь Дмитрий Пожарский — один из главных руководителей восстания в Москве, получивший в те дни тяжелое ранение. Когда казаки убили вождя ополчения П. Ляпунова, его тело было увезено и погребено в Троице. Традиции Сергия Радонежского не были забыты в обители. Келарь и старцы ездили в осадный лагерь под Москву со святой водой и благословением.

В то время казацкое войско и земские отряды готовились к решающему штурму Москвы. По всей стране крепла уверенность, что иноземный гарнизон будет изгнан из Кремля в самое ближайшее время. Главные гонители Гермогена понимали, что в случае успеха земского движения им не миновать виселицы.

11 сентября Михайло Салтыков и Федор Андронов в компании с боярами Юрием Трубецким и Михаилом Нагим спешно выехали из Москвы за рубеж. Боярское правительство облегчило им отъезд, наделив полномочиями «великих послов». Проклятия Гермогена по адресу Салтыкова и Андронова дали результаты, хотя и с запозданием. Патриарх и его сторонники в Боярской думе могли торжествовать. Самые рьяные прислужники Гонсевского принуждены были покинуть Москву. Однако не всем «великим послам» удалось пересечь рубеж. Король нуждался в услугах некогда проворовавшегося «торгового мужика» Андронова, по королевскому указу занявшего пост главы высшего финансового ведомства страны. И Андронову пришлось вернуться в Москву. Вместе с «великими послами» в Польшу уехал бывший патриарх Игнатий. Боярин Салтыков увез за рубеж множество добра. Его сопровождали большие обозы. Греку Игнатию повезло меньше. Едва провожавшие посольство отряды скрылись за поворотом дороги, из леса высыпали «шиши» (партизаны). Они отняли у владыки все неправедно нажитые богатства. Игнатий лишился не только скарба, но и одежды. В Литву он добрался едва живой.

С

гибелью Ляпунова дворяне стали толпами покидать ополчение. Номинально Совет земли возглавлял знатный дворянин князь Д. Т. Трубецкой, получивший боярский чин от «тушинского двора». Но он был человеком слабохарактерным и бездарным. Реальной властью в таборах обладали два казачьих атамана — Заруцкий и Просовецкий. Земское ополчение на глазах меняло свой облик, все больше напоминая казачий «воровской» лагерь. Для полного сходства таборам недоставало лишь самозваного царька, но и он не заставил себя ждать.

Захватив руководство в полках, Заруцкий поспешил перевести Марину поближе к таборам — в Коломну. Там «царица» жила с сыном «царевичем» Иваном Дмитриевичем в окружении «придворных».

Использовав свое неограниченное влияние, Заруцкий добился от Совета земли пожалования многих великих вотчин. Простой казак превратился в одного из крупнейших землевладельцев государства. Ходили темные слухи, что Заруцкий, став фаворитом «царицы», втайне помышлял о браке с ней, для чего отослал свою жену — простую бабу — в монастырь. По свидетельству летописца, Заруцкий с казаками «хотяху на Московское государство посадити воренка калужсково, Маринкина сына, а Маринка в те поры была на Коломне». В свое время Заруцкий служил верой и правдой царю-расстриге, затем провозгласил царем шкловского бродягу, явившегося в Стародуб из-за кордона. Сын венчанной царицы Марины имел ничуть не меньше прав на корону, чем его предшественники. Соблазн усадить на трон царственного младенца, чтобы править его именем, был очень велик.

Троицких монахов встревожили слухи о заговоре в подмосковных таборах. Но они были слишком тесно связаны с земским правительством в таборах и не желали множить раздоры. В своих письмах к городам они призывали воевод поддержать «московского государства бояр и воевод князя Дмитрия Тимофеевича Трубецкого да Ивана Мартыновича Заруцкого». Иноков нисколько не смущало то, что казак Заруцкий по своему худородству не имеет ни малейшего права на московское боярство. Земское правительство не могло обеспечить снабжение таборов, и казаки стали грабить села и деревни, нападать на поместья и их владельцев — дворян. «Казаки же, — писал Авраамий Палицын, — начашя в воинстве велико насилие творити, по дорогам грабити и побивати дворян и детей боярских».

Власти Троице-Сергиева монастыря делали все, что было в их силах, чтобы помочь подмосковному ополчению. Монахи многократно посылали в таборы под Москву слуг и служебников «с свинцом и з зелием». Когда пороховые погреба в монастыре опустели, Палицын велел вынуть заряды из пушек на стенах монастыря и отослать их к Трубецкому и Заруцкому.

В конце сентября в Троице собрался совет, в котором вместе с монастырскими старцами участвовали помощник Ляпунова Василий Бутурлин, боярин Андрей Куракин, земские дьяки. Совет принял решение ускорить сбор сил в помощь подмосковному ополчению. С этой целью Бутурлин спешно выехал во Владимир, а Куракин отправился в Ярославль. Местом сбора подкреплений, судя по октябрьской грамоте старцев, должен был стать Переяславль. Однако усилия троицких властей и их эмиссаров не дали больших результатов. Города были разорены, население устало от войны и разрухи. Собрать сколько-нибудь значительные силы в Переяславле не удалось.

К осени 1611 года стало ясно, что без формирования новых крупных воинских сил выиграть битву за Москву невозможно. Троице-Сергиев монастырь, давно ставший оплотом патриотических сил, пытался разрешить эту задачу, но потерпел неудачу. Троицкие монахи слишком близко стояли к руководству первым земским ополчением, авторитет которого оказался подорван казачьим «своеволием» и интригами в пользу «воренка». Города перестали доверять Совету земли, оказавшемуся под пятой казацких таборов.

В условиях нараставшей усталости и хаоса земские люди все чаще обращали свои взоры в сторону патриарха Гермогена. Многим он казался единственным деятелем, способным предотвратить новый взрыв междоусобиц и примирить враждующие стороны во имя возрождения независимого Русского государства.