Святополк II. Своя кровь
Шрифт:
Он вздохнул, и Данила Игнатьевич шагнул к отроку, кладя ладонь ему на плечо.
– Прости, князь, сына моего, коли что не так молвил, - начал он.
– Я не в обиде. Хочу только, чтобы вы показали мне место, где лежат мой тесть и его сын.
На поле уже вовсю хозяйничали дружинники, киевские и переяславльские. В обычае победителей обдирать побежденных, даже если сражались в княжеской усобице люди одного языка. Половецким добром все-таки брезговали. Тащили разве что сапоги, шапки, теплую одежду, которую степняки носили зимой и летом, и оружие.
Святополк ехал по полю, и люди, встречаясь с ним, кланялись, ненадолго прерывая свою работу.
Иванок легко сыскал тот небольшой холмик, на котором тогда остановился Тугоркан и его приближенные. Один из бунчуков еще валялся тут, втоптанный в землю. С туши убитого коня, за которой прятался Иванок, уже сняли седло и уздечку, тело его всадника исчезло.
– Вот он.
– Иванок остановил коня над трупом Тугоркана. Хана обходили стороной. Что-то было такое в нем даже мертвом, что люди не спешили стащить с него сапоги и отнять кривую саблю с украшенной узорами рукоятью. Святополк прыжком спешился, подошел к хану, постоял, потом медленно, словно нехотя, снял шапку.
– Эх, Тугоркан, - промолвил он.
– Почто пришел?.. Я тебя не звал, с тобой не ссорился, дочь твою не обижаю. Чего тебе не хватало? А теперь дочь твоя сиротой осталась, и сын твой убитый лежит. А мы живы и победу празднуем.
– Вздохнув, Святополк выпрямился, расправляя плечи, и кивнул на тело хана: - Возьмите его в ковер и унесите. Хоть и враг он нашей земле и пришел на нее кровь пролить, но дочь его мне жена, и негоже родню бросать в поле… И сына его тоже возьмите, - добавил он чуть тише, когда княжеские отроки осторожно приблизились к телу Тугоркана.
Иванок стоял в отдалении, держа в поводу своего гнедого коня. Он отыскал тело Ехира, сына Тугоркана, и остановившимся взором смотрел на него. Отрок даже вздрогнул, когда княжеская рука с длинными пальцами книжника легла ему на плечо.
– Боярин Данила поведал мне, что это ты его убил?
– спросил князь.
Иванок кивнул.
– А ты богатырь, Иванок! Про таких, как ты, песни слагают!
Отрок помотал головой, вспомнив, как ему было страшно, когда ханские нукеры схватили его, чтобы убить.
– Слагают, - по-своему понял его жест князь.
– И про этот бой будет песня. А может, и тебя в ней вспомянут.
Княжеские слуги подняли тела Тугоркана и его сына, понесли прочь. Конюший придержал стремя, Святополк влез в седло и отправился следом.
Гнедой конь вопросительно ткнулся отроку мягкими губами в руку. Вздрогнув и словно очнувшись, Иванок поспешил туда, где, как он помнил, лежали останки Нечая.
– А ну стой! Куда?
Иванок остановился. Наперерез ему бежал смутно знакомый дружинник.
– Куда коня ведешь?
– крикнул он, подбегая. Двое боярских отроков, неотступно следовавших за Иванком, на всякий случай подобрались ближе.
–
– Иванок крепче взялся за повод.
– Не мой.
– Дружинник перевел дух.
– Друга моего и родича. Я его ищу.
По голосу Иванок уже признал Михаилу и кивнул:
– Не Нечаем ли звать твоего друга?
– Нечаем. А ты… откуда ведаешь?
– Мы прошлой весной встречались, когда наши князья на Половецкую степь вместе ходили, - ответил Иванок.
– Тебя Лютом звать!
– вспомнил Михаила.
– Ждана про тебя много говорила. Ты знаешь, я… люблю ее. Жениться хочу.
– Женись, - миролюбиво ответил Иванок, в котором ничто не шевельнулось при упоминании его прежнего имени.
– Я хочу, чтоб она счастливой была… Пошли. Я видел Нечая.
Вместе они дошли до того места. Гнедой заволновался, почуяв смерть. Михаила только охнул. Иванок помедлил, постоял над телом брата, потом вложил повод в руку молодого дружинника.
– Сведи его домой. Сестре поклон передай, - сказал он.
– А ты не поедешь разве?
– Нет. Ждану жаль, да только не жаловали меня дома, и не тянет туда. Прощай!
И прежде чем Михаила успел вымолвить хоть слово, Иванок повернулся и направился прочь.
Боняк ушел на правый берег Днепра, спасаясь от идущих с левого берега русских дружин, и, опасаясь погони, добрался чуть ли не до Василева. Но князья не погнались за ним - то ли прознали о воевавшем под Переясдавлем Тугоркане, то ли решили, что Боняку удалось уйти. Чуть оторвавшись от погони, хан повернул воинов в сторону какого-то монастыря и походя отдал приказ зажечь его в надежде, что урусы кинутся на помощь своим людям и это отвлечет их от погони.
Но урусских дружин не было видно, и хан отправил под Киев сторожи, и те донесли, что великий князь, простояв под стенами города самое малое время, скорым шагом ушел в сторону Переяславля, оставив город и предместья без должной защиты.
– Гуляй, гуляй, коназ!
– причмокивал языком Боняк.
– Я тоже пока погуляю!
И он отдал приказ возвращаться.
В окрестностях Киева оставалось еще много сел и городков, княжьих дворов и монастырей, которые уцелели от предыдущих нашествий. Со слов нескольких пленных урусских монахов он знал, что в монастырях урусы молятся своему Богу, Христу, говоря, что он дает им силы. Как всякому богу, ему приносят богатые дары, золото и серебро. И поэтому когда на пути орды встал монастырь, Боняк приказал взять его, разграбить и сжечь.
Киев был спокоен и уверен, что сейчас, когда Святополк Изяславич вернулся и отогнал поганых, людям нечего бояться. Те, что затворились в граде, спасаясь от нашествия, понемногу начали возвращаться на прежнее место. Конечно, не у всех уцелели дома и подворья - Берестово сгорело почти дотла, в Подоле выгорели целые улицы, а уцелевшие дома и дворы были разграблены подчистую, но людям удалось спастись. И горожане рьяно взялись восстанавливать жилища.
В это время опять вдалеке показались дымы.