Святослав Великий и Владимир Красно Солнышко. Языческие боги против Крещения
Шрифт:
– Тимрея ли люди?
Тот пожал плечами:
– Все одно, пока не встретимся, не узнаем.
– Держись ко мне ближе и не выдавай, что их язык понимаешь.
– Сделаю, воевода, – с чего Негош вдруг назвал сотника воеводой, он и сам бы не смог объяснить, но сейчас это было неважно. А Стислав вдруг внимательно посмотрел на товарища и задумчиво произнес вслух:
– А может, и впрямь сказать им, что я воевода?
Негош согласно кивнул:
– Скажем!
– Слышали? – обратился Стислав к остальным. – Меня воеводой станете звать, когда с печенегами говорить будем.
Трое дружинников согласно откликнулись:
– Станем,
Стислав усмехнулся в усы.
Печенеги поверили, что перед ними воевода, да им было все равно. Стислав объявил, что прислан князем Владимиром для разговора с князем Тимреем.
Тимрей встретил неласково, даже к себе в шатер не позвал, сидел, развалившись на подушках посреди расставленных кругом кибиток, потягивал свой кумыс, жестко глядел злым взглядом. Сотника это не смутило: а чего ждать от вражин? Над шатром на высоком шесте в знак княжьей власти болтался конский хвост. Изок почему-то подумал: «Эк его мотает!» Уважения к такому обозначению власти у русича не было. Но и хозяин шатра тоже не особо кланялся перед незваными гостями.
Но еще хуже, что князь говорить со Стиславом не стал, сразу вдруг велел:
– Сначала покажи свою удаль. Сам биться против моего ратника станешь или кого другого выставишь?
Глаза печенега смотрели насмешливо, голос звучал с вызовом. И противиться нельзя, вокруг довольно хохотало множество печенежских глоток, а один из воинов уже вынимал длинный меч из ножен. Что-то в нем насторожило Стислава, он еще не успел понять, что именно, как вперед выступил Негош:
– Я биться буду! Позволишь, воевода?
Стислав не успел возразить, как Негош обнажил свой меч. Вокруг слегка расступились, освобождая место для поединка.
Дружинник не зря выступил вперед своего сотника: он раньше Стислава понял, в чем странность противника. Против него стоял левша. Биться обычному воину против леворукого тяжело, меч противника не с той стороны, щит лезет на щит. Зато самому левше удобно, он ведь всегда бьется против праворучных. Но не для Негоша, это была их с Изоком любимая забава – биться левой рукой. Только два человека в сотне Стислава леворучных соперников не боялись. Сейчас Негош радовался неожиданной выдумке Изока, она поможет одолеть печенега.
На виду у безудержно галдящих степняков он спокойно скинул с плеча щит и переложил его в правую руку, вытащенный из ножен меч перекочевал наоборот в левую. Печенег таким поворотом дела был озадачен, ведь явно же щит висел для левой руки? И все же поединок получился тяжелым для обоих. Печенег и при таком повороте бился умело. Негош старался не отбивать его удары напрямую, берег меч, неизвестно, последний ли это сегодня бой, может, придется не только в поединке жизнь отстаивать. Печенег же бился в полную силу, удары сыпались один другого страшнее. Мало того, отступая, Негош вдруг споткнулся о подставленную кем-то ногу. Заметив, что русич падает, толпа довольно взвыла. Но рано радовались, снова сказались многодневные тренировки, тело Негоша помимо его воли сделало все, что нужно. Дружинник перевернулся, по пути ударив ногой щит соперника и едва тот успел понять, что произошло, как русич снова был на ногах. Но теперь он знал, что отступать ближе к печенегам нельзя, делают не по правилам. Оставалась одно – наступать самому.
– Ах ты, чтоб
В тот миг Стиславу пришло в голову сравнение с варяжским берсерком. Теперь отходил печенег, отчаянно отбиваясь от наседавшего Негоша. Еще немного – и посечет русич степняка. Поединок прекратил князь Тимрей. Поняв, что может лишиться своего ценного воина, против которого до сих пор ни один соперник устоять не мог, он поднял руку:
– Достаточно!
Негош не опуская меча, наблюдал, как убирает оружие противник, потом оглянулся, нашел глазами печенега, который подставил ногу, шагнул к нему. Степняк отступил под бешеным взглядом, но ни стоящие вокруг его сородичи, ни присутствие князя не остановили Негоша. Один взмах меча – и на печенеге оказалась распорота одежда. Воины взвыли, в этом едином крике было удовольствие от ловкости русича. Сам степняк шарахнулся, схватившись за лохмотья, укрывавшие тело.
Князь, смеясь, снова повелел:
– Останови своего воина, не то он обидит всех моих!
Негош вложил меч в ножны, а Тимрей повернулся к Стиславу:
– Ну, чего ты хочешь?
Сотник спокойно ответил:
– Я хочу, чтоб ты принял меня как посла сильного князя…
Ухмылка открыла желтые, кривые, как у старой собаки, зубы печенега:
– Какой коназ сильный? Твой Володимэр? Я на его землях хозяйничаю как хочу, а ты его сильным зовешь?
Сколько труда стоило Стиславу сдержаться, знал только он. Пальцы, сжимавшие рукоять меча, побелели, но на лице не дрогнул ни один мускул. Дал отсмеяться Тимрею, с достоинством ответил:
– В своих землях князь Владимир хозяйничает сам. Многих под свою руку взял. А в степи ты хозяин, твоя правда. Один хозяин другому полезен быть может…
Видно, ответ печенегу понравился, хмыкнул, рукой повел, чтобы дали и Стиславу на что сесть. Русичу тут же подложили подушки. Тот сел, взял чашу с кумысом, отпил, довольно причмокнул. Негош с остальными остались стоять, нервно сжимая рукояти своих мечей. Тимрей вдруг прищурил глаза:
– Не боишься, что я тебя отравлю?
Стислав удивленно посмотрел на князя, ничем не выдал, что действительно боится.
– Зачем? Погибну я, что тебе с того?
– Ладно, – согласился, наконец, печенег, – говори, чего князь хочет.
Стислав еще отпил кумыс и, хотя душу с кобыльего молока воротило, сдержался, наоборот, показал, что нравится. Перевернул пустую чашу в знак того, что больше не желает, стал говорить. Спокойно, с оттяжкой объяснил, что князь Владимир хочет торговать, вернее, покупать у печенегов коней, потому как своих вольно пасти негде.
Печенег задумался, прищурил глаза, вытянул губы дудочкой, потом поинтересовался:
– Чем платить будет?
– Златом, скорой, чем еще?
– Челядью! – как отрезал Тимрей.
Стислав снова сдержался, хотя хотелось крикнуть, что челяди печенеги и так в набегах набирают себе много, сколько русичей в полон угнали – и не сосчитать!
– Зачем тебе челядь? Ромеям продавать, чтоб злато получить? Так мы тебе сразу его дадим.
Тимрей замер от такой речи. Было заметно, что он просто не знает, как возразить. Действительно, к чему рабы степнякам? Торговать с ромеями в обмен на злато. А если его можно просто получить от русичей, то к чему и возиться с непокорной челядью?