Святослав
Шрифт:
Но что стоило слово печенега-разбойника! Еще в прошлую осень его разыскали у Днестра послы императора Цимисхия. Они дали ему мешок с золотом и посулили еще столько же, если он в поле над Русским морем или где-нибудь на Днепре убьет киевского князя Святослава. Каган Куря, памятуя свой неудачный поход на Киев и оскорбление, нанесенное ему князем Святославом, согласился.
И когда князь Святослав плыл со своими воями по Русскому морю, то с суши — из оврагов и лесов — за ним внимательно следил каган Куря со своими всадниками. Ромеи не воевали — воевало их золото. Князь Святослав плыл по морю — печенеги
Тогда каган понял, что час мести настал. Вернувшись в улус, он велел орде с кибитками, женами, скотом продвигаться на восток, а сам с несколькими тысячами всадников направился вверх по Днепру. И пока вой князя Святослава плыли против течения, каган Куря, прячась в лесах и оврагах, продвигался со своими всадниками вдоль Днепра все дальше и дальше, ожидая удобного случая, когда сможет напасть на князя Святослава.
Случай представился. Каган Куря знал, что лодии князя Святослава поделены на три отряда. Разведчики кагана как-то подкрались к самым лодиям, когда вой остановились на ночлег, и узнали, что князь Святослав плывет во главе. С левого берега каган видел, как передние лодии остановились у острова Григория…
Аисты долго кружились над вербой. Стало темнеть, и они опустились в свое гнездо, — видимо,-решили ночевать рядом с черным человеком, может, он не тронет их. Правда, время от времени аисты пугались и высовывали длинные шеи из гнезда, — черный человек, сидевший рядом, разговаривал с теми, которые стояли внизу.
— Лодий не видать? — спросили из кустов.
— Нет, больше нет, — ответил дозорный с дерева.
— Что на острове?
— Разожгли костер…
— Они приносят жертву своим богам, — бросил, засмеявшись, один из тысяцких, которые окружали кагана. — Я знаю, жертвы у них приносит князь…
Каган Куря смотрел на Днепр, который быстро темнел и сливался с берегами. На острове Григория, в голубой мгле, горел красноватый огонек. Там князь Святослав приносил жертву, а вокруг стояли его вой…
Опершись на луку седла, Куря задумался. Когда князь Святослав двинулся с белых островов, каган думал идти рядом по берегу Днепра, до порогов, где русские вой вынуждены будут выйти на берег, чтобы волоком потащить свои лодии, и тут же напасть на них. Там, на берегу, у порогов, когда они выбьются из сил, каган собирался подкрасться ночью к стану и поквитаться со Святославом.
Но удобный случаи представился сейчас. Князь Святослав остановился на острове Григория с кучкой воев. Прочие лодии еще далеко, они прибудут не ранее утра…
На острове еще раз замигал красноватый огонек и погас. Каган Куря знал: русские вой по ночам не зажигают костров. Загасив огонь, они сейчас перейдут на другое место. Впрочем, куда им деться? Остров не поле, далеко не уйдешь.
Темная ночь опускалась на Днепр, черным было лицо кагана Кури.
— Это была последняя его жертва, — процедил каган сквозь зубы. — Пусть все наши вой выходят к Днепру.
И пришла еще одна тихая, черная, как уголь, ночь; она прикрыла своим пологом берега и остров,
Князь Святослав знал, что у каждой ночи, а тем более темной, есть уши, а у врага нож. Поэтому он, как всегда на далеком пути от белых берегов, велел воям лечь спать, а страже стать на кручах, вдоль берега.
На острове Григория воцарились тишина и покой. Утомившись после трудной дороги, спали на лодиях, и прямо на песке, и на скалах вой князя Святослава. Им снились очаги родных жилищ, жены, дети. То тут, то там у берега и на скалах в конце острова сидела стража. Уверенные, что к острову в эту темную ночь никто не доберется, вой порой смежали веки. Цсе, казалось, спало на Днепре и на берегах, спала вся земля.
Не спали только соловьи. И тысячу лет назад, как и теперь, весной, в такую ночь, повсюду — в камышах и кустах на берегах Днепра, в рощах и дубравах, на косах и в плавнях,-всюду лилась тысячеголосая, победная соловьиная песня.
Эту песню слушал и князь Святослав. Он лежал высоко на круче, откуда был виден Днепр с берегами, подстелив под себя попону, а под голову положив седло. Вытянув ноги и опершись головой на луку седла, он смотрел на усыпанное звездами небо и их отблески в воде, упивался свежими запахами земли и слушал соловьиное пение.
Недалеко от князя, на песке, спали воеводы и простые вой. Спали крепко. То тут, то там слышался храп, сонный бред… Но князь Святослав не мог заснуть. Седой, но еще молодой, жизнелюбивый, он слышал, как бьется среди этой великой тишины его сердце, касался рукой холодного песка и ощущал тепло своего тела, глубоко дышал и пьянел от ароматов земли, воды, воздуха. Страстная соловьиная песня пробуждала в нем бесконечные воспоминания.
Теперь, когда уже близок был конец великого похода, князь Святослав думал о том, сколько за эти годы пролилось русской крови, сколько полегло людей там, в горах Болгарии и на берегах Дуная. И что ждет их на Днепре и в открытом поле?
И грустно было, что не все люди Руси ведают, какая страшная опасность надвигалась на них, не все знают, чем угрожала им империя ромеев. А пройдут годы — люди и подавно не узнают, что свершила сейчас Русь…
«На небе горят звезды, — думал князь, — это души наших предков. Они молчат и никогда ничего не скажут о себе. Умрем мы — и тоже затеплимся звездами на небе. Но и мы никогда не расскажем о том, что было в наше время. Почему? Почему?»
Внизу, под кручами, кипела вода, плескались волны. Сколько по этим волнам проплыло русских воев! Сколько их проплывет позже, после них, когда истлеют кости воев князя Святослава, — через сто, тысячу лет?
И что кроется за этими кровью окропленными годами? Какие люди, какие языки, племена будут жить здесь?
Князь Святослав вздрогнул. Неужели и тогда будет литься кровь, неужели люди будут так же враждовать между собой, неужели греческая империя или новые империи поработят и сотрут с лица земли русских людей?
Вдруг князь Святослав заметил, что недалеко от него на песке сидит человек.
— «Еще кому-то не спится, — подумал Святослав. — Кто же он -воевода или воин?»
Тихо, чтобы не разбудить других, князь Святослав спросил: