Святослав
Шрифт:
Князь Святослав не заметил даже, как подошли и стали позади, любуясь буйным цветением земли, небом, Днепром,, княгиня-мать и Свенельд.
Только князь Улеб не подошел к окну. Опершись на руки, он сидел в углу светлицы и, будто в пустоту, глядел перед собой.
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
1
Было чудесное утро месяца травня 968 года. Высоко, на макушке горы, и ниже, на склонах, сверкая позолоченными крышами, среди зеленых садов, омытый грозовыми весенними
В это утро ворота на Горе — и Подольские и Перевесищан-ские — были раскрыты, мосты опущены, на городницах и башнях реяли знамена, а везде на заборолах в шлемах и с копьями стояли гридни со старшиной.
Со стен им хорошо видны зеленые, крутые, изрезанные оврагами склоны гор, новый, окруженный верхними и нижними валами город, хижины и землянки предградья, что тянулись темной полосой к Щекавице и далее, за Хоревицу и до Оболони, Подол, серебристая лента Днепра, уходящая в необъятную даль — к Вышгороду и Десне-реке.
На плесе Днепра, там, где среди лугов Оболони льнула к нему с правого берега голубая Почайна, колыхались на воде сотни лодий. Мастера не жалели сил, чтобы воину любо было глядеть на них, а врага охватывал бы страх: они красили их в различные цвета — красный, зеленый, голубой, вырезывали из дерева носы наподобие рогатых чуров с выпученными глазами, кабанов с острыми клыками, водяных с лысыми головами и надутыми щеками, див с длинными распущенными волосами. Когда налетал ветер и лодии начинали покачиваться на волнах, эти чудища, отражаясь в воде, смеялись, строили рожи, угрожали.
Надеяться на ясную погоду в Русском море не приходилось, там всегда могли налететь ветер, буря. Поэтому воины внимательно проверяли мачты и реи, делали заплаты на старых крапивных ветрилах, шили новые, к длинным цепям приковывали якоря.
Позже, когда стало известно, кто на какой лодии поедет, воины уложили свое оружие, щиты, копья, мечи, запас стрел. На самые большие лодии погрузили пороки, огромные луки и сохи для самострелов, мешки с мукой, пшеном, кадки с соленой свининой, с медом, порожние бочки для пресной воды, когда придется плыть по морю.
В это весеннее утро здесь, на берегу Почайны, собралось немало воевод, чтобы еще раз осмотреть лодии. Все было готово для далекой дороги, воины заканчивали грузить оружие и запасы еды. Тогда с Горы к Почайне спустилось еще много воевод и бояр, а с ними князья Святослав, Улеб и княгиня Ольга с внуками.
На одном из насадов, который предназначался для князя Святослава и морского воеводы Икмора, принесли жертву: зарезали петуха и его кровью окропили нос насада с княжеским знаком — двумя скрещенными внизу серебряными копьями.
После этого на лодиях и насадах начали поднимать якоря, ставить ветрила. Ветер крепчал. Лодии вздрагивали. Ветрила ползли все выше и выше, вот они достигли наконец рей. Насады и лодии тронулись с места, направились к противоположному берегу Почайны, круто повернули и, миновав ослепительно желтую косу, выплыли на днепровский простор. За тяжелыми насадами и лодиями
Впереди мчался двухпарусный насад князя Святослава, точно большая птица, которая, расправив сильные крылья, летит над самой водой. За ним ключами — по три в ряд — плыли остальные лодии. Однодеревки и струги спешили по тихой воде, под самыми берегами.
Княгиня Ольга и воеводы с боярами долго смотрели с берега Почайны, как тают в голубой дали темные очертания ло-дии и как исчезают на небосклоне белые ветрила.
Князь Святослав стоял на помосте насада и глядел на берега, которые они теперь надолго покидали. Быстро текли днепровские воды; на всех насадах и лодиях ветер надувал пар] са, а берега стремительно убегали в туманную даль.
Но князь долго еще видел на желтых прибрежных песка, голубой жертвенный дымок, который стрелой поднимал с высоко в небо, бояр, дружинников и всех киевлян, провожавших их в далекую дорогу, видел мать-княгиню Ольгу, коте -рая стояла выше всех, над темным обрывом, с тремя его сыновьями.
Мысленно прощался он с берегами, которые неумолимо уплывали назад, с вербами, что низко склонялись над самой водой, с горами, обрывами, желтыми песками. Любы были ему эти места, словно частица собственного сердца. Прощался он и со всеми людьми города Киева — в далекую, трудную дорогу двинулись вой, нелегко будет теперь киевлянам. Что ждет их здесь, над быстрым Днепром?!
И еще об одном думал князь Святослав. В эти минуты прощания перед ним возникало бледное, будто озаренное внутренним светом лицо Малуши. Чайка с криком летела за насадом, почти касаясь крылом щоглы, а ему казалось, что это летела, скорбя о нем, Малуша; волна все била и била в корму ло-дии — это Малуша хотела его догнать; теплый ветер из Киева обвевал его лицо — это Малуша прощалась, обнимала его своими руками.
Только когда за крутым поворотом исчез Киев, люди, берега, князь повернулся и стал смотреть вперед. Перед ним открывался широкий плес. Разъяренные ветром, мчались по Днепру высокие, пенящиеся волны; по небосклону, в яркой синеве, двумя широкими рядами плыли облака, а еще дальше лежала голубая непроницаемая дымка…
Лодии, не останавливаясь, плыли весь день. Сразу за Витаче-вом ветер совсем рассвирепел, берега еще быстрее побежали назад, в изменчивых маревах постепенно растаяли киевские горы.
Только вечером, когда на небосклоне засверкала вечерняя звезда, а позже все небо усыпали звезды-самоцветы, ветер утих, и паруса пришлось опустить. Но лодии не остановились, вой взялись за весла, на мачтах зажгли светильники, и на воде запрыгали их мигающие отблески.
Лодии плыли в несколько рядов. На носу каждой стоял воин и следил, чтобы не налететь на переднюю. Гребцы менялись. Было уже за полночь, когда князь Святослав тоже взялся за кормило. На крутом повороте князь оглянулся: казалось, по Днепру плывут не лодии, а упали в воду и переливаются всеми красками множество ниток мониста.