Святой черт
Шрифт:
Не зная в то время Распутина и не будучи предупрежден о нем Феофаном, который тогда уже ведал «подвиги «старца», я принял «добро» из рук рокового для меня, и думаю, что для всей России, человека..,
На второй день Пасхи я получил через О. В. Лохтину письмо из Царского от А. А. Вырубовой. Она писала мне: «По благословению о. Григория, мама примет вас завтра в 9 часов вечера у меня в квартире, на Церковной улице № 2. Отъезжайте из Петербурга в Царское с поездом в 8,5 часов. Анна».
Действительно, на следующий день я виделся с императрицей в указанном месте
Александра взяла с меня подписку, что я не буду обличать правительство. Я дал эту подписку, как и всякую другую дал бы в то время, лишь бы только возвратиться в Царицын.
На другой день после приема Григорий мне говорил: «Вот, дружок, о тебе с царем говорил. Я ему: «Возврати Илиодорушку в Царицын!» - А он мне: «Как же это сделать, Григорий?! Ведь я уже два раза подписался на докладах Столыпина, чтобы Илиодора удалить из Царицына в Минск. Если я отменю свое решение, то тогда что же про меня скажут министры, Синод и Россия?» - А я ему и выпалил: «Ты - царь?
– Да?» - «Да!» - говорит. «Ну, так будь всегда царем. Ты как подписывался на докладах?» - «Вот как: слева направо!» - «Да! Так теперь распишись справа налево! Отмени свое слово и только! Вот тогда ты настоящий царь, умеющий владеть собою, и плюешь на всех!» И папа послушался; сказал: «Сделаю, но только это в последний раз; пусть Илиодор знает и не трогает мое правительство и моих министров!»
Так посоветовал Григорий.
В тот же день я говорил по телефону с обер-прокурором С. М. Лукьяновым.
– Вы скоро уедете из Петербурга?
– спрашивал Лукьянов.
– Через два дня!
– Конечно, в Минск?
– Нет, в Саратов!
– Как так? В Минск вам нужно ехать!
Вместо ответа я повесил трубку и уехал в Саратов.
В Саратове получил от Вырубовой телеграмму: «Дело двигается. Анна».
Через двадцать дней получил от Синода указ о возвращении меня обратно в Царицын. В указе была приведена такая резолюция царя: «Разрешаю иеромонаху Илиодору возвратиться в Царицын на испытание, и в последний раз. Николай»,
Чувством благодарности к сильному благодетелю - Г. Е. Распутину-Новых в душе моей не было предела.
Жизнь вошла в обычную колею и пошла обычным порядком. Я, забыв о данной подписке не обличать правительство и министров, по-прежнему нападал на них за корыстолюбие, за неправду, за нечестность, за неисполнение требований православной религии.
Столыпин, Татищев, Синод, обозленные моею первою «победою», и, боясь, по свидетельству гр. Игнатьевой и товарища-министра внутренних дел - Курлова, как бы я не поднял бунта народного на Волге и не повторил бы знаменитую Пугачевщину, усердней прежнего думали о том, как бы меня из Царицына куда-нибудь убрать.
И додумались.
К январю месяцу 1911 года Столыпин убедил царя, что меня нужно непременно убрать из Царицына.
Николай в конце концов согласился, и Синод назначил меня настоятелем в Новосильский монастырь, Тульской губернии.
И в этот раз я за помощью к «блаженному старцу» не обратился. Но он, не желая упустить
Сначала-то он, по-видимому, думал так, что мне лучше поехать на время в Новосиль, как, по его поручению, и писал мне А. Э. Пистолькорс.
С этой целью он приказал царю, как уже и читателю известно, послать для моего увещания епископа Парфения, а потом флигель-адъютанта Мандрыку.
Парфению я за ужином сказал: «Вы там в Синоде не пляшите перед полицеймейстером Столыпиным, и не насилуйте Невесту Христову - Церковь Божию». Услышав это, Парфений вскочил из-за стола, бросил половину вареника на вилке на стол, держа другую половину зубами на губах… Собрался уезжать с жалобой на Гермогена на то, что будто бы последний портит меня, но решил подождать Мандрыку.
Мандрыка приехал торжественно, в сопровождении вице-директора департамента полиции - Харламова и Саратовского вице-губернатора Боярского, в полной парадной форме, при всех чинах и орденах.
Он вытянулся в струнку и громким голосом в одну высокую ноту отрапортовал мне: «Я приехал передать вам волю его императорского величества, самодержца всероссийского. Воля его императорского величества такова, чтобы вы ехали из Царицына в Новосиль!»
– Больше ничего?
– спросил я.
– Больше ничего.
– Так передайте его императорскому величеству, самодержцу всероссийскому, что я в Новосиль не поеду, ибо знаю, что это - воля не его, а насильника Столыпина.
Мандрыка удалился. А Парфений заохал, повалился на диван и заговорил: «Ох, ох! У меня чуть разрыв сердца не случился! Да разве так можно отвечать? Ведь это вы самому царю так дерзко говорили?»
– Не царю, а Аркадьевичу. Не уступлю ему, врагу Божьей церкви! Никогда не послушаюсь ни царя, ни Синода…
В конце-концов настоятеля Новосильского монастыря жандармы представили братии…
Сыщики жили в монастыре, следили за мною, исповедывались у меня и на исповеди со слезами уверяли меня, что они - не сыщики, а просто богомольцы….
Но не уследили, я убежал в Царицын. Сидел с народом в монастыре двадцать дней, сидел до тех пор, пока 3 апреля 1911 года не получена была от митрополита Антония такая телеграмма: «Государю императору, во внимание к мольбам народа, благоугодно было 1-го апреля разрешить иеромонаху Илиодору возвратиться в Царицын из Новосилья. Митрополит Антоний».
Я до июня месяца того же года наивно думал, что здесь, правда-таки, подействовали на царя и царицу мольбы народные, но в июне месяце, как уже говорилось, «старец» объяснил мне, в чем дело.
Я сначала не поверил, но один скандал, устроенный в монастыре «старцем», укрепил мою веру в том, что и второе возвращение меня в Царицын он устроил.
Дело было так. Красивенькая уральская учительница устроила у себя в номере угощение для «старца».
На это угощение позвали и бывшего в монастыре моего родного брата Михаила, очень подозрительно относившегося к «старцу» за его поцелуи и вообще прикосновения к женщинам.