Святой дракон и Джордж. Никто, кроме человека
Шрифт:
Остаток дня он провел за игрой в карты и чтением. Когда осветительная панель померкла, О’Рурк небрежно смахнул на пол разбросанные по койке карты — так, что они упали в узкий промежуток между койкой и столиком. Потом разделся, залез под простыню, натянув ее до самого подбородка, и повернулся лицом к стене. Примерно полчаса он никак не мог успокоиться, ерзая и ворочаясь. Наконец дыхание его выровнялось, и он перестал шевелиться.
Весь остаток ночи — с точки зрения тайного наблюдателя, следившего за Калли, — арестант спал. Лишь несколько раз он
Так все это могло представляться тайному наблюдателю. На самом же деле Калли работал под прикрытием столика, не теряя времени. Начал он часа через три после того, как якобы заснул. Затем, стараясь не выдать себя лишним движением, он принялся отвинчивать металлические ножки столика — те две, что были ближе к кровати. Первая ножка упорно сопротивлялась попыткам Калли открутить ее. Но постепенно, делая вид, будто тревожно шевелится во сне, Калли удалось сдвинуть дело с мертвой точки. Потом все пошло легко — нужно было лишь терпеливо, дюйм за дюймом поворачивать ножку.
Освободив ее, он осторожно, чтобы не нарушить равновесия столика, балансировавшего на трех оставшихся, упер конец отвинченной ножки в изгиб локтя, прижав к полу противоположный. Правой рукой и зубами он терпеливо трудился над колодой карт.
Медленно и аккуратно он разорвал карты на мелкие кусочки и пропитал каждый обрывок водой из стакана. Когда картон размок до состояния папье-маше, О’Рурк принялся засовывать кусочки в отвинченную трубку, перемежая с порциями земли, позаимствованной из цветочного горшка, и наполовину пережеванными остатками ужина.
Чтобы заполнить трубку, ушла почти вся ночь. Это была нелегкая работа. Когда в трубке не оставалось больше места, почти вся колода оказалась использованной. Потом Калли начал осторожно привинчивать ножку на место, спрессовывая начинку, пока кашица не выдавилась темным ободком вокруг гнезда. Потом он аккуратно подобрал прозрачную пластиковую обертку колоды, сунул в нее оставшиеся пять карт и положил в нагрудный карман рубашки — со стороны колода казалась полной. И только теперь О’Рурк заснул с чувством исполненного долга.
Часа три спустя принесли завтрак, и Калли был разбужен. Он заставил себя встать, поковырял яичницу с ветчиной, выпил кофе. Потом потер покрасневшие глаза и отправился к умывальнику. Умывшись, почистив зубы, побрившись и придя таким образом в более человеческое состояние, О’Рурк присел на стул. Он протянул руку к столику, ладонь его легла на просматриватель для фильмокниг. Калли без особого интереса вставил в него кассету, но мысли его были сосредоточены на металлической ножке стола, превращенной за ночь в бомбу.
Это и в самом деле была бомба. Нитроцеллюлоза, смешанная с землей из цветочного горшка, богатой органическими элементами, самовозгорится через
Рассчитать время точно Калли не мог — он был не настолько хорошим химиком. С подобными смесями О’Рурк не раз имел дело — когда в годы Восстания угонял для Приграничья космические корабли — и потому не сомневался: при нормальной комнатной температуре смесь достигнет точки самопроизвольного возгорания и взрыва еще до обеда.
Оставалось сделать две вещи: поместить ножку стола как можно ближе к той стороне двери, где находился замок, и найти наиболее безопасную позицию для себя.
И для того, и для другого он изобрел достаточно убедительный предлог. Сначала он так долго смотрел в окуляры просматривателя, что наблюдателю это наверняка до смерти надоело. Потом Калли решил заняться уборкой камеры. Сначала он с помощью простыни тщательно вымыл пол, после чего бросил грязную простыню мокнуть в раковину умывальника. Затем перепоясался сложенным, как кушак, полотенцем. Потом, словно только что подумав об этом, снял с кровати все остальное белье. Для этого пришлось отодвинуть столик — теперь он частично перекрывал дверной проем, а начиненная импровизированной взрывчаткой ножка оказалась притиснутой вплотную к замку. Белье он отнес к умывальнику и оставил там.
Наконец О’Рурк решился даже на такую крайность, как перенос матраса в ванную. Там он прислонил пенорезиновый тюфяк к металлическому листу ширмы-перегородки — защита получилась достаточно надежная. Калли приготовил набор сердитых и путаных доводов — на случай, если охрана, встревоженная странными маневрами арестанта, поспешит задать несколько вопросов относительно причин его выходящего за привычные рамки поведения. Однако охрана признаков беспокойства не выказывала, и он занялся стиркой, чтобы убить медленно тянущиеся утренние часы.
Стирая белье, он — под воздействием однообразной работы — впал в полугипнотическое состояние, из которого был вырван громом взрыва. Годами выработанные рефлексы бросили Калли на пол; накрыв голову руками, он прижался к матрасу. Но удара взрывной волны он так и не почувствовал. И лишь секундой позже до Каллихэна дошло, что слышал он вовсе не взрыв самодельной бомбы.
Он заглянул в комнату и нашел ее в прежнем состоянии. Все пребывало на старых местах — в целости и сохранности. Снова донесся громовой раскат: это металлическая дверь камеры гремела под ударами кулаков — или даже прикладов?
— Калли? Ты здесь? — это был голос Листрома. — Отойди подальше от двери. Через минуту мы тебя вытащим.
Калли увидел, как металл возле замка засветился красным, потом обозначилась тонкая темная линия надреза; она становилась все шире, показался кончик бледного огня сварочной горелки. Вдруг в коридоре затрещали выстрелы, кто-то пронзительно закричал, затопали сапоги.
В этот миг Калли вспомнил о своей доморощенной бомбе. Одним прыжком он достиг двери, схватил столик и швырнул его в сторону ванной, за перегородку. Потом кинулся в дальний угол и присел.