Святой дьявол: Распутин и женщины
Шрифт:
«16 января: Распутин, в то время, когда у него была семья Пистолкорс, посадил к себе на колени проститутку Грегубову и при этом что-то бормотал».
«С 17 на 18 января у Распутина ночевала Мария Гилль, супруга капитана 145-го полка».
«26 января: Сегодня вечером у Распутина состоялся бал в честь какой-то выпущенной из тюрьмы личности, на котором все вели себя очень свободно. Гости пели и плясали до самого утра».
«16 марта: Около часа ночи к Распутину пришли восемь мужчин и женщин и оставались у него до трех часов утра. Все они пели и плясали, и уже совсем пьяные вместе с Распутиным вышли из дома».
«3
«11 мая: Распутин привел в квартиру проститутку и запер в своей комнате, однако прислуга ее потом выпустила».
«В ночь с 25 на 26 ноября у Распутина была актриса Варварова».
Но не всегда агентам удавалось понять весь смысл и значение событий, происходивших в квартире Распутина. Довольно часто служанке не удавалось связаться со шпиками, или же она сама не могла сказать ничего более конкретного о цели этих посещений. Тогда полицейским не оставалось ничего иного, как по причине отсутствия более подробных сведений, хотя бы с точностью до минут, отмечать время прихода и ухода каждого гостя:
«8 февраля: Сегодня в 10 часов приходила госпожа Соловьева, в 10 часов 10 минут — Мария Головина, в 11 часов 50 минут — Татьяна Шаховская и ушла через 50 минут. Ровно в 12 часов Распутин принимал своего личного секретаря Симановича, в 12 часов 10 минут пришла жена штабс-капитана Зандетского, которая покинула его кабинет через 10 минут, в 12 часов приходил также певец Деревенский, в 12 часов 20 минут ушла Лопатинская, и в 12 часов 40 минут за Распутиным приехал неизвестный в военной форме.
В 1 час 35 минут появился тайный советник и сенатор Мамонтов, в 1 час 40 минут приходила госпожа Василевская в сопровождении госпожи Гар, обе дамы находились у Распутина в течение полутора часов. В 2 часа у Распутина появился Симанович с каким-то военным, но через двадцать минут они ушли. Затем приходила какая-то офицерская жена, пробывшая у Распутина двадцать пять минут, в 3 часа 30 минут к Распутину в третий раз пришел Симанович и оставался у него в течение получаса; в 4 часа 10 минут приходил Книрше и принес несколько бутылок вина, в 5 часов — госпожа Турович и госпожа Червинская, в 5 часов 10 минут — госпожа Соловьева и в 6 часов 20 минут, в четвертый раз — секретарь Симанович. В 6 часов 45 минут приходил Решетников, в 7 часов 20 минут — какая-то неизвестная дама, в 9 часов 30 минут — госпожа Добровольская, в 10 часов — Катарина Берманн, в 10 часов 10 минут — Книрше. В 11 часов 15 минут пришли еще пять человек, так что в общей сложности у Распутина собралось двадцать пять персон».
«9 февраля: гости разошлись в 3 часа утра. В 9 часов 45 минут пришла Анна Вырубова, в 10 часов 25 минут — госпожа Добровольская, в 10 часов 50 минут — дамы Головины и в 11 часов Мария Гар. Добровольская оставалась у Распутина в течение трех часов десяти минут, Гар — только два часа. В 11 часов 40 минут в военной машине № 5064 приехали Мануйлов, Осипенко и какой-то незнакомый чиновник и оставались у Распутина три часа. В 12 часов пришел Добровольский, пробывший час сорок пять минут; в 12 часов 30 минут в машине № 127 приехали епископ Варнава и епископ Августи; оба были у Распутина 40 минут».
«10 февраля: вчера около полуночи у Распутина появился какой-то мужчина, скорее всего Мануйлов, ушедший спустя некоторое время. В 11 часов утра пришла госпожа Вишнякова с какой-то незнакомой дамой, но Распутин не принял их. В 11 часов 40 минут пришла Мария Головина,
Но с особым вниманием и точностью агенты отмечали передвижение самого чудотворца, его внешний вид, настроение и каждое слово. Довольно часто Распутин появлялся на лестнице в неряшливом домашнем халате и отправлялся к привратнице или портнихе Кате; в такие моменты в его исполненной чувственности огромной фигуре было что-то звериное. И агенты ограничивались сухими замечаниями подобного рода:
«9 мая: Распутин посылал привратницу к массажистке, но та не пришла. После чего Распутин пошел к живущей в этом же доме портнихе Кате и потребовал, чтобы та „составила ему компанию“. Портниха возразила, что у нее нет костюма, но тем не менее Распутин заявил: „Приходи ко мне на следующей неделе, и я подарю тебе пятьдесят рублей!“»
«2 июля: Распутин посылал привратницу за массажисткой, но той не было дома. Тогда он лично отправился в квартиру № 31 к портнихе Кате. По всей видимости, его туда не пустили, потому что он снова спустился по лестнице и потребовал от привратницы, чтобы та его поцеловала. Но та высвободилась из его объятий и позвонила в его квартиру, после чего появилась служанка и увела Распутина».
Когда бы Григорий Ефимович ни выходил из своей квартиры, собираясь пойти в церковь или в баню, или если у ворот его ждал автомобиль, чтобы отвезти его на «Виллу Роде» или в Царское Село, он всегда был одет строго и торжественно, на нем был черный кафтан, дорогая шуба, зимние сапоги и бобровая шапка. В такие моменты он превращался в глазах шпиков в почтенного «барина», и они испытывали бы к нему почти искреннее благоговение, если бы не его морщинистое, обветренное лицо, выдававшее в нем крестьянина.
Как только открывалась дверь, и на лестнице появлялась величественная фигура Распутина, толпу праздных, плохо одетых людей охватывало легкое возбуждение: они кланялись, снимали шляпы, некоторые подходили к нему и подобострастно желали доброго утра.
Он отвечал на их приветствия, добродушно и снисходительно улыбаясь. Он знал их всех и уже давно привык, уходя из дома или возвращаясь, встречать их на лестнице или в швейцарской. Он умел отличать агентов друг от друга: одних оплачивал Глобичев, начальник охраны, другие были из полиции, третьи служили у полковника Комиссарова, были еще шпики из дворцовой агентуры генерала Спиридовича и, кроме того, особо доверенные лица премьер-министра, министра внутренних дел, крупных банков, дельцов и иностранных послов. Так как все они не доверяли друг другу, то стремились лично узнавать как можно больше о жизни Распутина.
Григорию Ефимовичу льстило такое особое внимание к своей персоне. Агенты не только охраняли его безопасность, но и утверждали его в высоком мнении о себе. Когда он думал, как вся Россия заботилась о его жизни, какие усилия прилагались для сохранения его безопасности, на лице его появлялась довольная улыбка.
Разумеется, от его здравого крестьянского ума не оставалась скрытой и другая сторона такого надзора, и он прекрасно понимал, что это была не только охрана, но и слежка, и едва ли он мог сделать что-то, что завтра же не было бы известно всему Петербургу.