Святой грааль
Шрифт:
ПРОФЕССОР. МАЙ 1995 ГОДА
Профессор Николай Яковлевич Замятин посмотрел на круглые часы, висевшие на стене, и пробормотал что-то себе под нос. Шагая по гулкому коридору, он иногда поглядывал в окно, за которым яркое воскресное солнце сияло на сочной зелёной листве.
– Чудесная погода, – проговорил он сам себе и остановился перед массивной дверью, недавно выкрашенной в белый цвет и всё ещё пахнувшей краской.
Зачем-то обернувшись, он окинул безлюдный коридор долгим взглядом и распахнул дверь.
Леонид
– Добрый день, Николай Яковлевич! – Гуревич лучился радостью.
– Здравствуйте, Леонид Степанович. Признавайтесь, зачем выдернули меня из дома в воскресенье. Что за срочность?
– Николай Яковлевич, смотрите. – Гуревич бережно поднял крышку ящика и обеими руками вытащил из вороха соломы большой металлический предмет, по форме напоминавший высокую кастрюлю.
– Кельтский ритуальный котёл! – победно произнёс Леонид, не отрывая от него горящего взора. – Каково! – прошептал он возбуждённо. – Что скажете, Николай Яковлевич?
Дно котла было не сферическим, а плоским, поэтому он твёрдо стоял на поверхности стола. На его боках были закреплены серебряные пластины с рельефными изображениями людей и оленей.
– Замечательный экземпляр, – улыбнулся профессор и провёл рукой по выпуклым очертаниям человечков. – Великолепно сохранился. Редкий случай. Обычно до нашего времени доходят только пластины, но не сами котелки.
– Какие рисунки! – продолжал восторгаться Гуревич. – Вы только посмотрите, Николай Яковлевич, тут изображён друид, окунающий людей в котёл. Господи, как же мне повезло! Судя по характеру изображения, это не галльский, а бриттский котелок… Я не ошибаюсь? Как вам кажется?
– Валлийский, – уточнил Замятин.
Он с усилием оторвал тяжёлый котёл от стола и, закрыв глаза, прижал его к груди, словно ребёнка, и постоял так несколько минут.
– Николай Яковлевич, опустите же его, тяжесть-то какая!
– Ничего, – пробормотал Замятин, – ничего. Мне так лучше думается…
Он замолчал и поводил дрожащими пальцами по пластине, на которой был изображён человек, падающий вниз головой в объёмный котёл.
На улице внезапно посмурнело, солнце спряталось за невесть откуда набежавшими густыми тучами. Гуревич даже обернулся к окну, он мог поклясться, что минуту назад небо было безоблачным и сверкало лазурью. Теперь же оно затянулось плотной бурой пеленой. В кабинете сделалось настолько темно, что Леонид протянул руку – включить настольную лампу. И в это мгновение он увидел, как между пальцами Замятина и поверхностью серебряной пластины пробежала яркая искра, сияющей голубоватой нитью скользнув по выпуклому изображению.
– Николай Яковлевич! Вы видели? Что это?
Замятин открыл глаза и взглянул на Гуревича.
– Что случилось?
– Электрический разряд! Неужели вы ничего
Замятин поставил котёл.
– Николай Яковлевич, я собственными глазами видел, как от котелка к вашей руке брызнула искра! Клянусь!
Замятин таинственно улыбнулся.
– Так вы почувствовали? – настороженно спросил Гуревич. – Как это объяснить? Неужели эти котлы и впрямь обладают неизвестными для нас качествами?
– Обладали, – кивнул Замятин, и в глазах его заплясала хитринка, – и обладают поныне.
– Вы разыгрываете меня? Это вы какой-то фокус сделали?
– Вы лампу всё-таки включите, Леонид Степанович…
Гуревич заметил, что его рука по-прежнему была протянута к кнопке настольной лампы и что в кабинете по-прежнему было темно. Он надавил на включатель, и жёлтый свет залил помещение, обозначив на поверхности белого плафона толстый слой пыли.
– Дайте-ка и мне попробовать. – Гуревич порывисто подвинул к себе котелок и начал оглаживать его, прислушиваясь к собственным ощущениям.
Ничего не происходило.
– Нет, никакой искры, никакого разряда, – смущённо сказал он. – Померещилось… Смешно, правда? Учёный, а такая наивность. Вижу, вы рады подшутить надо мной… Знаете, Николай Яковлевич, мне нельзя было в науку идти. У меня всегда была чрезмерная вера в чудеса, почти детская вера.
– Это хорошо, Леонид Степанович. Вера в чудеса не позволяет нашему уму костенеть. А мы, учёный народец, так склонны окапываться в наших гипотезах и, как говорится, ни шагу назад, будем до последнего дыхания отстаивать привычную нам точку зрения, даже если она в корне неверна… Нет, Леонид Степанович, вера в чудеса – это прекрасно.
– Но не настолько же! Вы же видели, как я вцепился в котёл. Что-то померещилось, а я уже готов поверить…
– Но это на самом деле не простой котелок… Им пользовались во времена знаменитого короля Артура. Сам Мерлин готовил в нём магический отвар на священный праздник Самайн.
– Вы так говорите, словно это непреложный факт.
– Так и есть. Именно этот котёл использовался в братстве Круглого Стола. Именно его похитили у Мерлина. Правда, тогда его звали Мерддин, в Мерлина он превратился гораздо позже… Это и есть тот котёл. Именно на его поиски Артур отправил отряд своих лучших воинов. Это тот самый котёл, с которого началась легенда о Граале…
– Прямо-таки тот самый? – ухмыльнулся Леонид.
Леонид Степанович Гуревич по праву считался одним из самых перспективных учеников Замятина. Сам же он не уставал повторять, что его самая большая удача – выпавшая возможность работать с профессором Замятиным. Он не просто уважал Николая Яковлевича, но благоговел перед ним, жадно ловил каждое слово и неуклонно следовал всем указаниям этого учёного мужа с мировым именем. Впрочем, не он один испытывал по отношению к Замятину глубочайшее почтение, граничащее с суеверным страхом перед этим великим учёным. Это касалось очень многих.