Святой вечер

Дилейни Фостер

Она хихикнула и фыркнула, и вот так просто я вернула себе свою лучшую подругу.

Глава

30

Линкольн

Я пробыл в доме Татум на острове всего несколько часов. Моя сестра была наверху и занималась тем, чем занимаются девушки в ночь перед свадьбой. Чендлер занимался тем, чем он занимался. Каспиан где-то планировал следующие шаги по уничтожению Братства Обсидиана. А я сидел в гостиной,

потягивал пиво и смотрел, как лунный свет отражается от волн через окна от пола до потолка, когда движение внизу лестницы привлекло мое внимание.

Меня ударили ножом, сломали нос, челюсть, ребра, а лицо было изуродовано осколком разбитого стекла. Но я никогда не испытывал такой боли, как в тот момент, когда повернул голову и увидел ее.

Невозможно было ошибиться, что это Лирика. В течение многих лет я видел ее лицо каждый раз, когда закрывал глаза. Но она была другой. Это была не моя Лирика. Ее взгляд упал на пол, как только она увидела, что я смотрю на нее. Бой в ее глазах потускнел, свет померк — как и ее новые черные волосы и загорелая кожа. Белое платье было застегнуто на все пуговицы, как мужская рубашка, но она оставила верхние пуговицы расстегнутыми ровно настолько, чтобы ткань свободно спадала с одного из ее стройных плеч.

Моя рука лежала на подлокотнике дивана, темно-зеленая бутылка пива болталась между пальцами. Мой мозг пытался осознать тот факт, что в комнату только что вошла мертвая девушка. Я даже не был под кайфом, не в этот раз.

Дыши. Вдох через нос. Выдох через рот.

Сердцебиение пульсировало в моих ушах. Мои руки дрожали. Мое колено подпрыгивало вверх и вниз в быстром темпе, пока я старался успокоить дыхание.

Я изучал женщину внизу лестницы, девушку, с которой когда-то часами лежал в постели, наши тела прижимались друг к другу, а кончики пальцев прослеживали каждый сантиметр ее тела, выпуклость бедер, впадину талии, изгиб груди. Пока я не запомнил каждую ее частичку. Теперь она была не более чем незнакомкой.

Но она была здесь.

Она была жива.

Тот ворчливый голосок в глубине моего сознания, который говорил мне, что она не умерла той ночью, был прав.

Каждый гребаный кошмар, который снился мне с той ночи, когда мы покинули Рощу, оживал прямо на моих глазах. Разница была лишь в том, что она не выглядела ни раненой, ни избитой, ни сломленной. Она не была похожа на тех девушек из Рощи. Она не была похожа на ту, кого похитили. Она просто выглядела... грустной.

Как, блядь, такое вообще возможно?

Но, опять же, после всего, что я видел, это не было невозможно.

— Может, достать вино и крошечные крекеры? Может, четки? Найти плачущую статую? Черт, я не знаю. Каков протокол, когда ты становишься свидетелем гребаного чуда? — Моя грудь вздымалась с каждым словом. — Так вот что это такое, да? Чудо? — Я стиснул зубы. — Или я просто теряю свой чертов разум?

— Линк... — нежный голос Лирики назвал меня по имени, по имени, которое только она когда-либо называла меня. — Я могу объяснить.

— Она говорит. — Я выпил остатки

пива, потому что, хотя мой разум знал, что это возможно, увидеть это... черт. Я даже не мог сейчас это переварить.

Слезы текли по ее лицу, но она ничего не делала, чтобы остановить их.

— Ты была здесь все это гребаное время? — Мой голос был громче, чем я хотел, но кому какое дело.

Каспиан и Чендлер знали об Охоте. Они знали, каким хреновым дерьмом занимались наши отцы ради развлечения.

Узнали ли они, что Лирику похитили, и спасли ли ее тоже? Прятали ли они ее здесь?

Я оглядел комнату в поисках одного из них, осмеливаясь, чтобы они вошли, и я мог вырвать жизнь прямо из их гребаных тел. — Неужели я один не играл в эту больную гребаную игру? — Мой голос надломился. Мое зрение затуманилось. Я сходил с ума. Ни за что на свете я не позволю себе сорваться.

Она закрыла пространство между нами. Когда ее рука потянулась к моей, моя кровь стала ледяной.

Я отдернул руку. — Мы оба знаем, как хорошо ты умеешь хранить секреты.

— Линкольн. — Она захлебнулась рыданиями, упав на колени между моих ног. — Пожалуйста.

— Я думал, ты умерла. — Мои слова были пропитаны ядом, холодным и отстраненным. — Я думал, что это моя вина. — Я сжал челюсти. — Почти пять гребаных лет, Лирика. Я жил с этим почти пять лет. Ты хоть представляешь, каково это? — Думать, что она умерла, но никогда не знать этого. Гадать, не я ли ее убил. Представлял, как ее насилуют и пытают, а потом убивают. И все это время она была в порядке. На ней не было ни единой царапины. Она даже не выглядела испуганной.

— Мне жаль. — Она положила руки мне на колени. — Я не знала, что ты думаешь... Я не знала, что ты винишь себя. Мне так чертовски жаль.

Я был прав раньше. В ней не осталось борьбы. Вздорная девчонка, в которую я влюбился годы назад, теперь была лишь оболочкой женщины.

Все мое тело дрожало от ее прикосновения. — Где ты была? Все это время? — Мое сердце колотилось о грудную клетку. — Где, блядь, ты была? — Пожалуйста, не говори, что здесь.

— Они забрали меня. — Ее глаза снова начали слезиться. — Они заложили меня. Отдали меня. Как собственность. — Слезы полились по ее щекам. Она тряхнула головой, словно пытаясь прогнать воспоминания. — Я не могла... У меня не было способа... — Ее голова упала мне на колени, ее слова потерялись в бездыханных рыданиях.

Господи, мать твою.

Ее слова повторялись в моем сознании, кружась, вращаясь, выходя из-под контроля, пока раскаленная до бела ярость не забурлила в моих венах. Они забрали меня.

— Кто? — Я не усну, пока не разорву их на части, конечности от конечностей. — Кто они? — спросил я, хотя точно знал, кто они. Мне нужно было услышать, как она это скажет.

— Это не имеет значения.

Черта с два это не имеет.

Я хотел спросить ее, как. Как она сюда попала? Но сначала мне нужно было прикоснуться к ней. Мне нужно было почувствовать ее.