Святой вечер

Дилейни Фостер

Я расстегнула платье, затем спустила его с плеч, позволив ему упасть на пол рядом с его джинсами. Расстегнув лифчик — мои трусики лежали на полу где-то в другой комнате, — я открыла дверь душевой и вошла внутрь.

Мы не произнесли ни слова, пока я стояла перед ним, проводя рукой по его груди к лицу. Я провела кончиком пальца по шраму, который шел от его виска до подбородка. Это была просто серебристая линия по бокам его лица. Если бы кто-нибудь взглянул на него, он бы его не заметил. Но никто никогда не смотрел на Линкольна просто так. Он был

из тех людей, с которыми пьешь, пока не опьянеешь.

Он втянул воздух и посмотрел на меня налитыми кровью глазами, которые все еще были способны заставить мой желудок трепетать.

Я провела кончиком пальца по его челюсти и полным губам. Он учащенно дышал, но молчал. Вода лилась на нас, как дождь, пропитывая наши волосы и тела, словно мы стояли посреди бури. Так и было с Линкольном — буря. Красивая на вид. Высвобождающий гнев и ярость. Опасный. Но, как ни странно, успокаивающий, пока ты знал, что находишься в укрытии.

Я придвинулась к нему сзади, просунула руки под его руки и положила ладони ему на плечи. Я положила голову ему на лопатки и прижалась к нему всем телом.

Нормальные люди могли бы сесть и поговорить о том, что только что произошло. Они наполнили бы воздух объяснениями и извинениями. То, что было у нас с Линкольном, было далеко от нормы. Это не было мило и нежно, как должно быть в сказке. Она была темной и извращенной. Это выходило за рамки физического и попадало на священную территорию. Наше молчание было благоговейным, наши тела — храмами, и каждый раз, когда он произносил мое имя, это было как призыв. Каждый раз, когда мы были вместе, я хотела поклоняться ему. Прошло уже более четырех лет, но ничего не изменилось.

Мои руки двигались по его спине, когда я скользила вниз по его телу и опускалась на колени. Остатки песка, смытого с его тела и волос, терлись о мою кожу. Его задница была прямо передо мной, круглая, упругая и умоляла меня укусить ее. Так я и сделала.

Затем я просунула голову между его бедер и открыла рот сзади вокруг его яиц. Кончик моего носа коснулся его задницы, когда я втягивала его глубже. Низкий стон отскочил от кафельных стен душа, скорее животный, чем человеческий, и я почувствовала, как он пульсирует до самой моей сердцевины. Ему это нравилось.

Его рука шлепала по кафелю, прижимая его вес к стене, а другая поглаживала его член. Я знала, потому что чувствовала, как он набухает у меня во рту. Я отстранилась и провела языком по чувствительному участку кожи между его яйцами и задницей, по тонкой преграде между желанным и запретным.

Его бедра сжались, и он издал громкое шипение. Затем он повернулся лицом ко мне. Одной рукой он держался за стену, а другой обхватил мои волосы, наклоняя мою голову назад. Его эрекция, горячая и тяжелая, коснулась моего лица. Он был чистым мужским совершенством, толстый, с прожилками и гладкий как шелк.

Наконец, он заговорил. — Ты хочешь, чтобы я трахнул этот красивый ротик?

Я кивнула и облизала губы.

Да.

Он отодвинул руку от стены и взял свой член, затем

провел головкой по моим губам, окрашивая их своей спермой. Металл пирсинга был горячим от воды. Я открыла рот, чтобы поприветствовать его внутри, и на его лице появилась злая ухмылка.

— Видишь, как ты открылась для меня, птичка? — Он ввел кончик в мой рот, оставив меня без слов. Я могла только пригласить его войти, и я полагала, что это уже само по себе было ответом. — Он может подумать, что ты ему принадлежишь. — Еще один дюйм. Крошечные серебряные шарики, пронзившие его набухшую головку, проскользнули мимо моих зубов. — Но мы оба знаем, кому ты принадлежишь на самом деле. — Я провела языком по его длине, и он вошел в меня до упора. — Кому ты всегда принадлежала. — И тогда я почувствовала его там, у задней стенки моего горла, готового использовать, взять, владеть.

Он держал мою голову неподвижно, запустив руку в мои волосы, и начал двигать бедрами, сначала медленно. Затем более энергично, когда я расслабилась и приняла его на всю длину. Еще один глубокий рык раздался в его груди, когда он задвигал бедрами. Его бедра напряглись под моими руками.

Мои глаза слезились, а челюсть болела. Пару раз я даже задыхалась. Но все это не имело значения, потому что я хотела этого, стоять перед ним на коленях, позволить ему владеть мной таким образом. Я нуждалась в этом. Ему это было нужно.

Я потянулась и раздвинула его ягодицы, а затем провела кончиком пальца по его щели. Он поднял бровь, но не двинулся, чтобы остановить меня. Вода из душа покрывала его кожу и мой палец, когда я проводила по его тугой дырочке, создавая идеальную смазку. Его движения замедлились, пока я исследовала неизведанную территорию. Линкольн много раз играл с моей задницей, но я никогда не думала о том, каково это — дразнить его, пока он не издал стон, когда мой нос коснулся его дырочки. Я хотела взять его тело туда, где он брал мое.

Он замедлил свои движения до равномерного движения вперед-назад, погружая свой член до самого моего горла, затем обратно. Он вводил в меня дюйм за дюймом, а потом забирал, пока я не была готова умолять о нем. Он ослабил свою хватку на моих волосах и посмотрел на меня сверху вниз с новой тьмой в глазах, которую я никогда не видела раньше. Эта темнота придала мне смелости, и я легко ввела кончик пальца в его запретное место.

Он откинул голову назад и стиснул зубы, сжимая мой палец. — Да, блядь. Вот так.

Я сосала сильнее, работая ртом над его членом.

Он двигался быстрее.

Я продвинулась дальше внутрь, до первой костяшки, и он расслабился вокруг меня. Тогда я согнула палец и прижалась к нежной плоти его стенки.

— Блядь. Это моя девочка. Так чертовски хороша. — Он открыл глаза и посмотрел на меня. — Святое дерьмо. — Его глаза остекленели от голода и похоти, а бедра заработали сильнее. Его хватка на моих волосах усилилась. Он трахал мой рот так, словно трах моего рта был причиной его существования, полный ярости и цели.