Связанные Любовью
Шрифт:
Я уставилась на тест и заплакала.
Беременна.
Данте молча наблюдал за мной. Я показала ему тест, но он знал. Снова наступило молчание.
— Лука не знает, — сказал Данте.
Я кивнула в подтверждение. Я ухватилась за край машины. Я была беременна от Луки. Младенец. Я уставилась на себя, и ужас, не похожий ни на что, что я когда-либо знала, охватил меня. Я приехала в Чикаго, на вражескую территорию, с ребенком Луки во мне. Я была так глупа, очень
—Ария.
Голос Данте стал мягче, чем за весь вечер, и я посмотрела на него, и несколько мгновений никто из нас не двигался. Я не знала, что делать.
— Я знаю, что ты должен подумать об авторитете, — прошептала я, но он заставил меня замолчать, подняв руку.
— Я отпущу тебя. Лука мой враг. Не думаю, что это скоро изменится, но ты невинная женщина и носишь его ребенка. Надеюсь, он сделает то же самое, если Валентина попадет к нему в руки.
Ярость сверкнула в его глазах. Защитник, как Лука. Валентина была слабостью Данте, как и я Луки.
Я не была уверена, что Лука сделал бы на месте Данте. Мне хотелось верить, что он сделал бы такой же выбор.
— Но Ария не ошибайся, если я когда-нибудь встречу Луку, я убью его, и это будет не быстро.
Я вздрогнула, потому что поверила ему.
— Ты не расскажешь об этом Луке,— приказал он.
— Не буду, поверь мне. — если Лука узнает об этом, он сойдет с ума.
Он коротко кивнул.
Я сделала маленький шаг к нему.
— Спасибо, Данте. Огромное спасибо.
Еще один резкий кивок.
— У тебя есть билет на самолет?
— Да, мой самолет вылетает через три часа.
— Я отвезу тебя в аэропорт.”
Мы вернулись в машину, и снова моя рука нащупала живот, все еще не в силах поверить, что внутри меня растет маленький человек. Результат нашей с Лукой любви.
Данте был напряжен рядом со мной, когда он вез меня в аэропорт. Он остановился перед терминалом отправления, затем повернулся ко мне, и хищное выражение появилось на его лице.
— Никогда не возвращайся в Чикаго, Ария. На этот раз я отпускаю тебя, но в следующий раз я сделаю то, что необходимо, чтобы обеспечить победу в этой войне.
— Неужели снова не может быть мира? Для ваших и наших детей. Для Фаби и всех остальных, кто пострадает в этой войне.
Данте холодно улыбнулся.
— Если Лука отдаст Ромеро и Лилиану и извинится, тогда, возможно, наступит мир.
Лука не сделал бы ни того, ни другого, и мы оба это знали. Двое мужчин, которые ненавидели друг друга, и еще больше мужчин, жаждущих разорвать друг друга, затянули нас всех во тьму, детей и женщин, и мой ребенок родится в этом темном мире.
Рожденный в крови. Приведен к присяге в крови. Я вхожу живой, а выхожу мертвой.
— Уходи, — сказал Данте, и я ушла. Направляясь в аэропорт, я ни разу не оглянулась.
Садясь в самолет, я снова подумала, сделал бы Лука то же самое. Позволил бы он Вэлу уйти?
Лука
Мой контроль висел на волоске, пока я слушал своих людей. Маттео тоже выглядел так, словно собирался освободить наших дядюшек от бремени жизни.
Дядя Готтардо и дядя Эрмано, казалось, о чем-то молча спорили, но держу пари, что они собирались свергнуть меня за закрытыми дверями. Эрмано был трусом, а Готтардо лишь немногим лучше, но рано или поздно они начнут действовать. Возможно, Готтардо пошлет своего законного сына убить меня.
— Война была неизбежна, — проворчал я. — Вы знаете, так же, как и я. Не притворяйтесь, что вы все не ждали шанса пролить кровь снова.
Мои подчиненные кивнули, как и большинство капитанов. Но не Готтардо и Эрмано.
Мои глаза поднялись к высокому потолку электростанции. Я выбирал его для каждой встречи моих капитанов и подчиненных за последние три года, чтобы напомнить им о моем кровавом заявлении. У меня было чувство, что их память нуждается в освежении.
Готтардо стукнул кулаком по столу, заставив меня снова посмотреть на него, и оттолкнул успокаивающую руку Эрмано.
— Хватит, — пробормотал он. — Ты слишком рисковал, притащив сюда младшую дочь Скудери и сделав ее капитаном.
Готтардо снисходительно фыркнул и кивнул Ромеро.
Ромеро напрягся в кресле, но Готтардо повернулся ко мне.
— И все потому, что ты позволил блондинке шлюхе Скудери водить себя за член.
Я оттолкнул массивный стол, схватил дядю за горло, поднял его со стула и швырнул на пол. Я прижал его к стене, схватил обеими руками за шею и сжал так сильно, как только мог. Его голова покраснела, глаза вылезли из орбит. Он царапался и царапался, но я не ослаблял хватки. Никто не осмеливался прийти ему на помощь, пока он боролся за свою жизнь.
Я смотрел ему в глаза, как много лет назад, когда убил его сына. Кости не выдержали, пронзили сонную артерию и пищевод. Он поперхнулся, кровь хлынула у него изо рта. Он закашлялся, захлебываясь собственной кровью. Кровь ударила мне в лицо и рубашку, когда он захрипел. Я не ослаблял хватку, пока свет не исчез из его гребаных глаз, затем ослабил хватку и позволил его трупу упасть на землю у моих ног. Вокруг меня воцарилась мертвая тишина. Я повернулся к своим людям. Мои руки, лицо и рубашка были в крови. Лицо Маттео выражало шок и болезненное восхищение.