Связанные судьбой
Шрифт:
— У меня есть некоторые соображения.
Бетси нежно поцеловала другое плечо, обезображенное красным выпуклым шрамом, оно было такое же окаменевшее.
— Во-первых, тебе необходимо расслабить свои мышцы. — Под кожей у Джона шейный мускул напрягся, как широкий канат. — Нет, так ты ничего не достигнешь. — Снова посыпались целебные поцелуи, пока у него не вырвался стон наслаждения.
— Какое чудо ты сотворила со мной, дорогая.
Бетси в порыве любви и сострадания опустилась на колени и, склонившись над Джоном, осыпала
Джон замер и положил ладонь на ее пушистый затылок.
— Поднимайся ко мне, — взмолился он.
— Разве я что-нибудь делаю не так? — прошептала Бетси, и ее поцелуи изменили направление, пока губы влюбленных не слились воедино.
— Если хочешь довести меня до безумия, то ты близка к цели, — прошептал Джон, изнывая от нестерпимого желания.
— Хочу!
Бетси в это мгновение олицетворяла собой богиню любви. Она была чувственна, как искусительница, соблазняющая праведника. Джон — мужчина, а хрупкая женственная Бетси играла главную роль в их любовном дуэте. Она парила над ним, поднятая волнами страсти, высокой и чистой, как пламя.
— Остановись! — взмолился Джон. — Я не вытерплю этой сладкой муки.
— Посмотрим! — Она провела ладонью вдоль его живота.
— Это уже опасно, Рыжик, — предупредил он.
Джон уже не владел собой. Он испытывал небывалые запредельные ощущения, каких не знавал прежде.
— Боже мой, Рыжик! — только и успел вымолвить Джон, как вспыхнул ослепительный свет, и они погрузились в какую-то сказочную бездну…
Бетси дремала, когда зазвонил будильник. Ей приснилось, что не Пруди, а она сама родила двух близнецов — больших, крепких белокурых мальчишек. У них голубые глаза матери и обаятельная улыбка Джона. Словно проникнув в сновидение Бетси, Джон зашептал что-то невнятное и спрятал голову в теплом изгибе ее шеи.
— Который час?
— Еще только пять, — шепнула она, нежась в его объятиях.
— Уйма времени. — Он поцеловал ее и закрыл глаза.
— Джон, мне пора.
— Не волнуйся, моя милая. Я отпущу тебя, прежде чем хоть одна из этих маленьких рыжекудрых негодниц раскроет глаза.
— Но твои колени…
— Сейчас мне гораздо больше хочется узнать: сколько требуется поцелуев, чтобы довести тебя до такого состояния блаженства, в каком был я этой ночью.
Бетси слегка погладила светло-каштановые баки Джона.
— Ты и не был в таком состоянии, просто… опьянел от моих ласк.
— Вы нечестно играли, леди: соблазняли мужчину, когда он почти лишился воли. А теперь пришел мой час…
Страстный порыв Джона, похожий на ураган, накрыл Бетси. Она хотела принадлежать ему всем своим существом, каждой клеточкой тела. Бетси готова была подарить ему не только себя, а весь подлунный мир, солнце, небеса, звезды. Она была охвачена эйфорией невыразимой
Но Джон больше не сдерживал себя. Его ласки были грубовато-дерзкими. Его губы, руки проникали в самые потаенные, заповедные уголки послушного тела Бетси, которое повторяло как эхо каждое движение влюбленного.
— Ах, Рыжик, — раздался его страстный шепот. — Мне так недоставало тебя.
— И мне недоставало тебя, — ответила она. — Очень.
В этот миг наслаждение, переполнявшее Бетси, перешло в экстаз. Ее лоно жаждало его мужского естества, точно цветок — солнца. Она задрожала, почувствовав, что Джон властно овладел ею… Прозвучал последний аккорд симфонии плоти, повинуясь вечному закону Природы.
— Джон? — позвала она.
— Да? — отозвался он внезапно помолодевшим голосом, в густом звуке отразившим и блаженство, и, пожалуй, немного мужского самодовольства.
— Теперь я твердо уверена: я люблю тебя, — недрогнувшим голосом произнесла она.
Джон шел по тропе, ведущей к укромной полянке у старой каменоломни. Он уже забыл, какая умиротворяющая тишина царит в природе. Человек легко отвыкает от нее в шуме, грязи и суматохе больших городов. И Джон иногда месяцами не вспоминал эту зеленую полянку. И Бетси.
Теперь же все его мысли сосредоточились на его первой — и, по существу, единственной — любви. Перед его сердечной памятью пронеслись дорогие картины: Бетси наклоняет голову и слегка хмурится, перед тем как рассмеяться. Вот беззаботно хихикает словно ее дети, которых она обожает, всех четверых. И Господи помоги, вот она предлагает ему прощение, убежденно и свободно, как и свою любовь.
Три магических слова, произнесенных ею: «Я люблю тебя», изменили беспросветную жизнь Джона, сняли непосильный груз вины, который он сам взвалил на себя.
А вдруг нет? И он обречен таскать этот груз как горбатый свой уродливый горб?
Джон не услышал, как она подошла, только спросил:
— Служба в церкви кончилась?
— Да. У меня было чувство, что я найду тебя на этой поляне, — сказала Бетси, опускаясь на траву рядом с ним.
— А почему?
— Потому что ты всегда приходил сюда, чтобы успокоиться. Или, наоборот, поколотить кого-нибудь.
— Мне нужно было кое-что обдумать, поразмыслить.
— О сегодняшней ночи? Или нынешнем утре? — застенчиво спросила Бетси.
— Обо всем вместе.
— Я предчувствую, что твои мысли огорчат меня? — Бетси заметно нервничала.
— Я буду откровенен, Рыжик. Обещаю делить с тобой постель, быть преданным тебе. Мое уважение к тебе безгранично. Я буду горд, если ты согласишься принять мое имя. Постараюсь стать верным супругом и хорошим отцом, насколько это в моих силах.
Бетси печально и как-то мудро улыбалась, ее губы дрожали.