Связанные
Шрифт:
– Мамочка!
Как только тяжелая дверь открылась, ее мать, выглядевшая измученной, но безупречно одетой, опустилась на одно колено, и Стелла бросилась к ней. Я понял, что Стелла получила свои роскошные кудри от женщины, у которой было такое же облако вокруг головы. У нее были густые брови, великолепный нос, безупречная кожа, прекрасные морщинки от смеха и такие же глубокие темно-карие глаза, как у ее ребенка. Объятия, слезы и смех быстро сменяли друг друга, что было приятно видеть и еще приятнее слышать. Мы с Боди вернулись к уборке, пока Стелла не привела свою мать на кухню.
–
Я подумал, что она ожидала увидеть нас совсем не такими, потому что она уставилась на нас так, будто у нас две головы или что-то в этом роде. Я понял, как это с ним работает. Мужчина был красив до умопомрачения, но то, как она смотрела на меня, было странно.
– Привет. Я... Ты моложе, чем я думала, – сказала она Боди, потом мне, – а ты старше.
– Я часто это слышу, – поддразнил я ее.
– Я... спасибо тебе, – сказала она, расстроившись.
Я обнял ее.
– Все в порядке, а Стелла только что закончила готовить нам завтрак.
Она обняла Боди и вытерла глаза.
– Завтрак?
– Блинчики, – сообщил Боди, передавая ей несколько салфеток, чтобы она высморкалась. – И я не думаю, что нам понадобится обед.
– Нет, – согласился я. – Эти хреновины помогут продержаться весь день.
Мередит рассмеялась, и это было хорошо.
****
Я объяснил Мередит, что может произойти с полицией Денвера, и она оценила, что я поставил ее в известность. Если бы ее застал врасплох этот телефонный звонок, это было бы не очень хорошо.
– Это маловероятно, – объяснил я, – но ты должна быть готова.
Она обняла меня слишком крепко - моя грудь все еще болела, - но я никогда не отказывался от объятий.
Меня удивило, как все были рады видеть Мередит. Мне показалось, что она была любимицей фанатов, и все сожалели, что они с Китом развелись.
– Я бы заехал за тобой, – сказал Кит своей бывшей жене, аккуратно убирая с ее плеч вьющиеся черные волосы.
– Было рано, – мягко ответила она, и я увидел тепло в ее глазах. – Я не хотела тебя будить и не была уверена, что Ванесса еще здесь.
Он покачал головой.
– Нет. Ванессы здесь больше не будет.
Она наклонила голову и посмотрела на него.
– Ты была права, – он усмехнулся. – Она была слишком молода для меня.
– Все дело в том, что она не знала, кто такие Pearl Jam, верно? – поддразнила она его.
– Точно, – согласился он, смеясь.
Боди взял меня за руку и вывел из кухни.
– Что?
– Ты смотришь на них, как на телевизор.
– Это только что было хорошо.
Он покачал головой.
– Давай, тебе нужно принять душ.
– Ты же знаешь, что после отпуска мне понадобится отпуск, если никто не даст мне поспать.
Я раздраженно хмыкнул.
– Ты тянешь время.
– Я не могу...
– Да, я знаю, поэтому я иду с тобой.
Когда мы оказались в моей комнате, он осторожно снял с меня перевязь, затем механическую скобу и, наконец, фиксирующую повязку вместе с марлей под ней. Она уже почти не сочилась, но последний слой все еще был кровавым.
Выглядела она ужасно, вся распухла, но не была черно-синей,
– Господи, – простонал он.
– Я в порядке, – проворчал я.
– Я больше никогда тебя не брошу, – пробормотал он, поворачивая меня, чтобы проверить спину. – Ты не будешь играть в ковбоя в мою смену.
– Играть?
– Ты знаешь, что я имел в виду, Джосайя, – выругался он, обходя меня, чтобы видеть мое лицо. – Не дави на меня сейчас, когда я вижу весь ущерб.
Я улыбнулся ему.
– Ладно.
– Окей, доктор сказал, что мы не должны закрывать швы, но просто быстро намыль и убедись, что ты держишься подальше от воды.
– Понял.
– И сегодня мы должны начать с компрессов, если она болит.
Я кивнул, не в силах говорить, когда его руки оказались на моей голой коже, а его большие красивые глаза были полны заботы обо мне.
– Я пойду приму душ, а потом вернусь, чтобы помочь тебе надеть все обратно.
Я прочистил горло.
– Я должен научиться делать это сам, ты так не думаешь?
– Нет. А что? Я заберу тебя утром, когда мы вернемся домой, а вечером сниму. Не будь дураком.
Почему я спорил? Ну, потому что я был собой.
– Если бы я был Хейденом, мне бы это не понравилось.
Он насмехался.
– Ты мой напарник, идиот. Все знают, что это на первом месте.
Хотя это не так, но настаивать было глупо.
– Я... забыл, – задумчиво начал он.
Я встретил его ярко-голубой взгляд.
– Я забыл, каково это - быть рядом с тобой без всего этого лишнего дерьма.
Он имел в виду все напряжение, сексуальное и прочее.
На третьем году совместной жизни в Чикаго мы оба стали осторожнее, следили за тем, что и как говорим, и определенно знали о пространстве другого человека. Но до этого между нами были только дружеские отношения, мы легко отдавали и принимали друг друга. Я знал, что он хочет меня, а он знал, что это касается обоих, но было и нечто большее, потому что мы были прежде всего друзьями. В последующей неразберихе, когда мы съехались, потом разошлись, потом вынужденно расстались как напарники, мы потеряли близость, но также, что удивительно, обиду и боль. Мы сильно ранили друг друга, и каким-то образом время, проведенное в разлуке, сделало это неважным. Я любил его, но при этом хотел для него самого лучшего, и это больше не причиняло боли, словно в сердце вонзили нож. Я все еще не был для него лучшим выбором. Я все еще был сломлен во многих отношениях, и то, что ему пришлось чинить мое поврежденное сердце, было несправедливо. Но я буду хранить эту часть его, моего друга.
– Мы снова подходим друг другу, – сказал он мне, и я увидел в его глазах цвет индиго, который заставил меня вспомнить о бирюзовых линиях. – И я помню, как это хорошо.
– То же самое, – согласился я и улыбнулся ему.
– Но, правда, ты вообще ешь?
– Что?
– Я имею в виду, что ты выглядишь отлично, Джед, все очертания потрясающие, ты весь рельефный и все такое, но у тебя сколько, двадцать фунтов [21] недостаточного веса?
– Я перестал готовить.
– Почему?