Свяжи меня
Шрифт:
Мистер Грейнджер повел нас по длинному коридору к двери, на которой значилось «только для персонала». За ней обнаружилась комната, заполненная гробами. В сопровождении владельца, я и брат медленно вошли внутрь.
— Как видите, у нас есть несколько моделей, из которых можно выбрать. Также можно заказать гроб по каталогу, мы доставим его в течении суток. Вы ведь не планировали поминальную службу раньше пятницы?
— Нет, — ответила я.
— Тогда это дает нам возможность раздвинуть временные рамки.
Мистер
— Этот, — сказал Ансель. Я покачала головой, и он непонимающе возразил. — Почему? Это лучший из тех, что тут есть. И блядь, папа заслуживает самого лучшего!
Пока мистер Грейнджер строил недовольное лицо по поводу лексикона Анселя, я подошла к брату и тихо сказала:
— Этот чертов гроб стоит пятьдесят тысяч долларов.
— Но ты сказала, у папы была страховка.
— Не настолько большая, чтобы купить гроб за пятьдесят кусков, а потом позаботиться обо всем остальном, что еще потребуется.
Мистер Грейнджер прочистил горло, и мы с Анселем обернулись на звук.
— Прошу прощения, что беспокою, но вам не следует беспокоиться о деньгах. Счет уже оплачен.
— Что, простите? — переспросила я.
— Утром кто-то принес чек на пятьдесят тысяч долларов с инструкцией, что деньги предназначены для похорон мистера Джеймсона, и мисс Джеймсон вправе потратить их на свое усмотрение. Это то, что я должен был передать вам.
— Кто это сделал? — спросил Ансель.
— Благодетель предпочел остаться анонимным, — ответил Грейнджер.
Чувствуя головокружение, я пошатнулась.
Уильям. Другого правдоподобного объяснения не было. У нашей семьи не было других знакомых с такими деньгами. Даже если бы папины приятели по состязаниям собрали пожертвования, такую сумму им было собрать не под силу.
В этот момент я не могла не задаться вопросом, как, черт побери, он узнал. Я не поддерживала связь ни с кем из «1740». Конечно, в городе слухи распространились за ночь, но он не был местным.
— Соф, все нормально? — спросил Ансель.
— Да, просто немного лихорадит. Наверное, съела что-то не то утром. — И, обернувшись к мистеру Грейнджеру, добавила: — Ладно. Мы принимаем пожертвование.
***
Ансель и я закончили выбирать, а мистер Грейнджер заверил нас, что папа будет готов к шести, когда начнется церемония прощания. Приватную церемонию для родственников и близких друзей было решено провести чуть раньше, в пять тридцать.
У нас оставалось примерно шесть часов, прежде чем необходимо было вернуться. Я отчаянно нуждалась во сне и одновременно задавалась вопросом — если выпить немного тайленола, какими будут последствия? Последнее, чего мне бы хотелось — это прийти в состоянии похожем на опьянение и дать еще больше пищи для сплетен.
Ансель сел на свое место и пристегнулся.
— Это же был Уильям, да?
Стараясь показаться дурочкой, я переспросила:
— Что Уильям?
Брат закатил глаза.
— Блин, ты сто процентов знаешь, о чем я.
— Да, — вздохнула я, — это Уильям прислал деньги на папины похороны.
— Ты с ним говорила?
— Со дня заседания Школьного Совета — нет.
— Почему?
— Все сложно, — уставившись на свои руки, ответила я.
— Я уже не маленький, ты в курсе?
— Я этого и не говорила.
— Ну так перестань меня отшивать. Давай, расскажи про Уильяма.
— Просто наши отношения невозможны, понимаешь? Как только мы начинаем встречаться, происходит какое-то говно.
— Но ты его любишь.
— А папа любил твою маму, но что хорошего получилось, кроме разбитого сердца?
Ансель покачал головой.
— Он никогда не любил мою маму.
— Конечно, любил. Когда она ушла, его это сломило. Он больше не захотел влюбляться.
— Моя мама была просто затычкой в той дыре, что осталась в его груди из-за смерти твоей матери. Вот кого он любил больше всего на свете.
Глядя на брата, я несколько раз моргнула. Мне и в голову не приходило, что он может быть прав.
— Смотри, столько времени уже прошло, а он пожелал быть похороненным рядом с ней.
— Это просто место на семейном кладбище.
— Лады, Соф. Не береди мои раны. Я в курсе, что папа любил меня так же, как тебя. Но мне, некоторым образом, приятно, что он будет похоронен рядом с женщиной, которую тот любил всю жизнь.
От его слов из глаз снова полились слезы.
— Когда ты стал таким проницательным и умным, братишка?
Ансель фыркнул.
— Ну уж нет, умным я бы себя не назвал. Проницательным — возможно. Но умным? Неа.
— У тебя в твои семнадцать ума будет побольше, чем у многих мужиков за всю их жизнь.
— Уильям умный.
— Только не это, — простонала я.
— Ну да, снова о нем. — Ансель еще раз закатил глаза. — Я хочу, чтобы ты была счастлива, Соф. А он делал тебя счастливой.
— Я не знаю, сохранились ли у него чувства ко мне.
— Ну, он только что проделал до хрена работы, чтобы убедиться, что у папы будут достойные похороны. Если это для тебя не доказательство любви, то я не знаю.