Свяжи меня
Шрифт:
— Теперь я тут, с тобой и для тебя, Софи, готов пройти через ад и вернуться обратно, разделить все плохое и хорошее с тобой. Тебе нужно только разрешить мне.
— Я очень этого хочу. Просто… — я закрыла глаза. Мне не хотелось смотреть на него, признаваясь в слабости, — боюсь…
— Софи, посмотри на меня, — скомандовал он.
Ощутив серьезность тона, я немедленно открыла глаза.
— Не нужно бояться. Но, даже если страх останется, я смогу остаться стойким за нас обоих.
Я наблюдала за выражением его лица.
— Я знаю, что ты прошел бы сквозь огонь и воду ради меня. И не потому,
Мне хотелось углубить поцелуй, но Уильям взял меня за плечи и отодвинул.
— Что ты сказала?
— Сказала, что люблю тебя, — улыбнулась я сквозь слезы, — и это действительно так, Уильям. Сильнее, чем я могла представить когда-либо. Я была такой глупой, когда думала, что все должно быть идеально, а если что-то шло не так — это знак, что нам не суждено быть вместе. Я пришла к пониманию, что наши отношения и есть идеальные.
— Действительно?
Его глаза светились любовью.
— Да, действительно. В изъянах есть особенная красота.
— Тогда должен согласиться, наши отношения весьма близки к идеалу.
— Так ты простишь меня за упрямство и глупость?
— Конечно, — улыбнулся Уильям и добавил, — уверен, это будет не в последний раз.
Я рассмеялась.
— Ну уж нет. Я уверена, что в последний.
— Однажды ты станешь моей упрямой и очень умной женой, — внезапно заявил он.
Это, конечно, не было официальным предложением, я знала это, но от этих слов сердце чуть не пробило грудную клетку. С улыбкой я ответила:
— Да, конечно.
Уильям приблизил свои губы к моим, а я не могла не подумать, как бы счастлив был папа, узнав, что мы снова вместе, и что он в какой-то степени приложил руку к нашему воссоединению.
В своем воображении я увидела, как отец стоит в божественно-белом свете рядом с Grand-Maman и дедушкой. Папа улыбался, а Grand-Maman сказала:
— Etre cherie heureux.*
(*будь счастлива и любима, фр.)
Папа улыбнулся.
— Верно. Будь счастлива, дорогая.
И я знала, что всегда буду стараться исполнить это желание, в честь любви и памяти о них.
Эпилог
Три года спустя
— Властью данной мне я объявляю вас мужем и женой. — Служащий сделал паузу и улыбнулся. — Теперь вы можете поцеловать невесту.
Слезы затуманили мое зрение, когда я увидела, как Ансель нежно положил руки на щеки своей новоиспеченной жены и нежно ее поцеловал. Переложив букет в другую руку, я вытерла слезы. Никогда не думала, что брат женится до того, как ему исполнится двадцать один. Всегда циничная, я закатила глаза, когда он сказал мне, что влюбился всего через три недели после начала осеннего семестра в Университете Теннесси. Мой цинизм возрос еще больше, когда он сказал, что она из университетской команды болельщиц. Я не могла не представить себе стереотипную блондинку, девицу из женского общества, которая хотела повысить свой статус, встречаясь с одним
Но все сомнения испарились на первом футбольном матче Анселя. Мелани была не блондинкой, а рыжеволосой, и специализировалась в инженерном деле. Она была застенчивой и сдержанной и заставляла Анселя соблюдать правило — «учеба важнее вечеринок». Тут я и заподозрила, что моего брата либо избили до полусмерти, либо внутри него тайно обитал маленький сабмиссив, которого он не осознавал, потому что Ансель делал все, что говорила Мелани. И я наслаждалась каждой минутой, наблюдая за ними.
На День Благодарения брат сделал Мелани предложение, и она согласилась. Хотя обе семьи были за то, что сначала нужно окончить университет. Но они, сделав по-своему, рванули вперед на всех парах и запланировали свадьбу весной на ферме.
Протерев глаза от слез, я с удивлением увидела, как Ансель углубил поцелуй, превратив его во французский. Вокруг засвистели. Брат отстранился и ухмыльнулся толпе.
— Подожди до вечера!
Окружающие ахали от ужаса, а я смеялась над выходкой брата. Остальные подружки невесты встретились со своими шаферами у алтаря и двинулись по травянистому проходу.
Подарив своему шаферу, а по совместительству и мужу, улыбку, я взяла его под руку. Сохраняя на лице будто приклеенную улыбку, он спросил:
— Как ты себя чувствуешь?
— Хорошо.
— Уверена, что не слишком долго пробыла на ногах?
— Уверена.
— Может, принести тебе воды до того, как пойдем фотографироваться?
Я рассмеялась.
— Уильям, ты же в курсе, что я не первая женщина на девятом месяце беременности?
— Я в курсе, — усмехнулся он, — но ты первая, на ком я женился.
Мы дошли до конца прохода, Уильям наклонился и поцеловал меня. В его глазах я видела глубокое обожание.
— Ты так прекрасна, — пробормотал он мне в губы.
— Как же ты ошибаешься. Я выгляжу как тучная Смурфета.
Кобальтовые платья потрясающе смотрелись на других — стройных — подружках невесты. На них были потрясающие сандалии на каблуках с ремешками, а я была вынуждена надеть туфли на плоской подошве.
— Не правда. Ты так же великолепна, как в день нашей свадьбы. Может даже больше, потому что в тебе растет еще одна жизнь.
Я снова расплакалась. Из-за беременности мой гормональный фон изменился, и теперь я плакала по любому поводу. Та, которая ненавидела показывать свои эмоции! Уильям научился принимать мою новую, более мягкую, плаксивую сторону. Просто улыбнулся и дразняще сказал: «Я поклялся, что мы будем вместе в горе и в радости».
Мы с Уильямом поженились через год и один день после смерти отца. Суеверная часть меня придерживалась старой поговорки, что нельзя жениться раньше, чем через год после смерти. И поскольку я никогда не путешествовала, Уильям решил, что мы вдвоем, Ансель и Мелани, а также его бабушка и дедушка полетим в Италию.
Поначалу я отказывалась от дизайнерского платья, но бабушка Уильяма уговорила меня. Поэтому я стояла в базилике Святого Марка, Кафедральном соборе Венеции, словно Золушка — в платье с лифом, вышитом хрустальным бисером, и пятифутовым шлейфом. Нас было всего шестеро, это была приватная церемония с последующем ужином в соседнем ресторане.