Связующие нити
Шрифт:
— Замечательно выглядишь, — Трис вышел из комнаты и взглянул на меня тогда, когда я рассматривала свой наряд в фамильном зеркале.
— Браслеты и пояс я сделала сама, — обернувшись к нему, не удержалась, чтобы не поправить ему безупречно завязанный галстук жестом заправской жены, — хорошо?
— Очень красиво. Такие линии — твой конёк. Ты поэтому каждый день в мастерской задерживалась?
— Да, — соврала я, вспомнив, что гораздо больше уходило времени на подарок, ещё не готовый и на половину.
— Ну, что, идём? Ты готов?
— А ты готова?
— Уже.
— Тогда идём.
Сумки
Ресторан, который фирма сняла полностью на вечер, находился в центре, как раз рядом с парком. Не очень далеко, но мы решили, что лучше на полчаса дольше поспим, а потом поедем, чем экономить деньги идти пешком. Летом в шесть вечера было ещё очень солнечно, но организм отказывался верить глазам, утверждая, что сейчас глубокая ночь и необходимо спать. Трис выглядел просто отлично, а вот мне пришлось простоять под прохладным душем минут пятнадцать, чтобы выглядеть свежей и отдохнувшей.
В платье и своих украшениях я чувствовала себя немного неуютно с непривычки. К тому же я подкрасила ресницы и распустила волосы. Рядом с Тристаном в его деловом костюме я смотрелась странно, образом скорее немного фольклорным, для танцев у костра, а не для корпоративного праздника в ресторане. Но, с другой стороны, — художникам можно. И его коллеги, зная род моих занятий, думаю, примут эту экстравагантность с терпением. За то я там буду такая одна.
Тристан был напряжён. У него отвердело лицо, так сосредоточенно он о чем-то размышлял.
В ресторане все столики были сдвинуты вместе по три — четыре, и поделены на "островки". Места распределены. Наши с Трисом столик находился совсем недалеко от сцены, где уже играл живую музыку приглашённый квартет. Приятная, спокойная мелодия заполняла просторный зал, не мешая людям вести беседы, разбившись на группки и кочуя, пока не пригласили к столу, по свободной площадке посередине ресторана. Трис наверняка не знал здесь всех. Фирма включала множество отделов, и народу, на первый взгляд, было человек двести если не больше. Мы подошли к маленькой компании и Трис, поздоровавшись, представил нас друг другу. Начальник, с которым я говорила по телефону, оказался видным и энергичным. Степенности в нём было немного, и обрадовался он мне даже как-то чересчур рьяно. Причина выяснилась практически тут же, когда Сильвестр упомянул, что пригласил Монику, и она должна прийти с минуты на минуту.
— Ах… Вот и она!
Мелькнувшая в моей голове догадка сразу стала для меня безоговорочной и не требующей никаких доказательств. Моё приглашение — это стратегически важный ход. Моника появилась, и Сильвестр тут же захватил её внимание, довольно бесцеремонно взяв под руку, и восхищённо забормотал витиеватый комплимент. Для него я должна стать тем балластом, который будет удерживать Тристана сегодня, да и самой Монике неплохо было бы взглянуть на Триса "под конвоем" супруги. Это стало для меня ясно, как день, в те считанные секунды, что Сильвестр вел её от двери в нашу сторону.
— Дорогая Моника, Тристана вы, конечно, знаете, но позвольте мне представить Гретт, его жену. Впервые за всё время она оказала нам честь, придя на корпоративный вечер…
"За всё время…" — саркастично повторила я в мыслях, и, сказав "очень приятно", протянула ей руку.
Как ни странно,
Сильвестр тут же увел её, завершив все формальности знакомства, и я осталась под впечатлением приёма у знатных особ.
— Трис, какая досада, — я тронула его за локоть, — он специально это сделал: пригласил меня и её, чтобы тебе навредить.
— Не говори глупостей.
Он увел меня в другую сторону, знакомить дальше с коллегами из своего отдела.
Когда подали холодные закуски и салаты, и всех пригласили к столам, оказалось, что мы лицом к лицу сидим с Моникой, и нас разделяют всего метров пять. И как она прекрасно видела нашу пару, так и мы видели их с Сильвестром.
Потом Триса попросил на пару слов какой-то знакомый, и он ушёл. Я и Моника украдкой посматривали друг на друга. Она отвечала на разговор Сильвестра, но я видела, что она невнимательна и даже слегка раздражена его болтливостью.
Сравнение с ней, которое терзало меня в мыслях прежде, теперь не доставляло мне ни малейшего душевного беспокойства. В ней читалась такая хрупкость и беззащитность, что я чувствовала себя гораздо сильнее. Монику хотелось защищать, как защищают нежный цветок. Нежный, но гордый.
Тристана давно не было, и я разволновалась. Отправившись его искать, я наткнулась на небольшой, хитро загнутый коридорчик весь в зеркалах. На одном из кресел, расставленных вдоль стены, я и заметила его сидящим и что-то записывающим или зарисовывающим на маленьком листике. Я увидела его в отражении и остановилась, не доходя. Если бы он поднял голову и посмотрел по сторонам, он бы и меня увидел в каком-то из зеркал.
Как же Трис был серьёзен. Волосы, которые он слегка уложил назад ради вечера, снова падали ему на лицо. Губы он поджал так, что исчезла характерная разница между верхней и нижней. А взгляд упёрся в листок с таким погружением, что сейчас он не заметил бы никого, хоть подойди к нему вплотную. Но я пока не подходила. Я рассматривала его со стороны и не могла не поддаться чувству, заполняющему всё моё сердце.
Когда говорят, что не могут без человека жить, то это и правда, и нет. Так называют само чувство, но если честно, то без Тристана я жить смогу. Если я буду знать, что отпускаю его от себя в счастье быть с любимой женщиной. Я хочу, чтобы был счастлив он, и не его вина, что причина этого счастья вовсе не я. Это будет и горько, и больно. Чувствуя, что не смогу без него, — понимаю, что смогу. И буду. Ради самого же Тристана. Отпустить нужно с лёгким сердцем, а не взваливать на родного человека жертву своей порушенной жизни, чтобы он до конца дней своих терзался чувством вины за то, что он сделал счастливый выбор, но выбор этот причинил кому-то боль.