Связующие нити

Татьмянина Ксения Анатольевна

— Прости, мне не стоило… я впервые в жизни влезла в сферу твоих личных отношений с кем-то. Я больше не буду спрашивать тебя ни о чём, Трис. Это грубо вышло всё.

Меня охватило раскаянье и понимание, что таким вопросами действительно непозволительно копаюсь в его чувствах, которые ему не хотелось обсуждать. Я готова была заплакать.

— Мне хотелось, чтобы ты… чтобы тебе… — я сглотнула комочек, — чтобы у тебя всё было хорошо…

Голос предательски задёргался, но слёзы крепко ещё сидели внутри. Руки отмывались плохо, и ноги тоже увязли в иле.

— Да, приехать

сюда, это как-то… — он перешагнул дерево, зашлёпал по воде, подходя ко мне.

— Зачем? И в обуви!

Он отмахнулся:

— Без разницы. Тебя если силой не вытащишь, сама не пойдёшь, а вода не тёплая. — На руках он вынес меня обратно. — Всё, домой, не хватало, чтобы ты ещё простудилась из-за того, что я тебя сюда притащил.

— Не настолько холодно, — виновато возразила я, наблюдая, как он закидывает в пакет еду такими быстрыми движениями, как будто это побег, а не уход. Я обулась. А Трис заставил меня надеть его пиджак.

Расставание с Трисом мне пока не грозило. По крайней мере, сегодня, и, может быть, завтра. В автобусе мы ехали с таким видом, будто оба выглядели прилично, и никто на нас косо не смотрит. Когда мы добрались до дома, уже темнело, был одиннадцатый час, и на отдых практически не оставалось времени.

— Прими ванну, — скорее скомандовал, чем порекомендовал он, — в понедельник и обувь и одежду сдадим в чистку. Выходные костюмы нам ведь теперь не скоро понадобятся.

Я не спорила и набрала ванну. Вода позеленела. Комариные укусы, крапивные ожоги и мелкие царапины защипали так, что захотелось их расчесать с яростью. Стерпев, я отмокала в горячем блаженстве, и всё думала о Трисе.

Я должна была не заметить этой встречи с Моникой. А ещё раньше — и имени её не упоминать. Не лезть. Не обращать внимания, — так же, как и в предыдущие случаи. Нужно было ждать. Теперь осталось только извиняться.

Уже в прихожей, когда он открывал дверь, чтобы нам выходить, я дёрнула его за рукав и сказала:

— Ты меня простишь?

— За что? — Трис вел себя, как ни в чём не бывало.

— Ну, за весь этот… спектакль. Я ещё раз хочу извиниться, — глаза я уставила в пол, потому что говорить и так было тяжело, а смотреть в глаза при этом просто невозможно, — за то, что влезла…

— Не стоит, Гретт…

— Нет, дослушай. Я знаю, мы не вмешиваемся в личную жизнь друг друга, у нас договоренность. И я должна объяснить тебе, почему я всё-таки это сделала, чтобы ты правильно меня понял. Я не хотела тебе навредить, и не хотела, чтобы тебе было неприятно от моих слов или поступков, но так вышло. Мне показалось, что на этот раз у тебя всё по — настоящему серьёзно, ты изменился и это увлечение не похоже на предыдущее. Я стала думать, что близок тот час, когда мы с тобой разведёмся и разъедемся, а это меня… озадачило, напугало, и немного извело тем, что всё так повисло в воздухе — ты и не здесь, и не там. А мне ждать разрыва со дня на день в этой неопределённости так не по душе, что я решила вмешаться. Если всё правда, то лучше сразу сказать. И я прошу меня простить.

Трис молчал дольше ожидаемого, поэтому я подняла повинную голову и взглянула ему в лицо.

— Я изменился, — произнёс

он удивлённо, — неужели?

И это всё, что он услышал из моего объяснения? Лицо его выражало какую-то незлую насмешку, он скорее был весел, чем серьёзен, и, видимо, серьёзно отвечать мне не хотел. Уклонился от ответа. Но я продолжала без шуток:

— Да, ты последние недели так ушёл в себя, что я и забыла, когда ты открыто улыбался последний раз. Своей сдержанностью ты стал походить на неё, это было заметно, ты как будто самоустранился от всего, что тебя окружает, даже если что-то и делал, то делал, думая о другом. В агентстве ты был с нами, но тебя как будто и не было, ты весь витал где-то, ты больше не был свободен или расслаблен, ты превратился в другого человека, и… разве это не оттого, что теперь вся твоя жизнь сосредоточенна на Монике?

Тристан ухмыляться перестал. Схмурился, и опять молчал. Мне же нужно было от него услышать что-то конкретное — что или убьёт меня, или подарит надежду.

— А как ты узнала её имя?

Мне захотелось Триса схватить за шею, и душить изо всех сил. Почему он не отвечает на вопрос? Почему он будто пальцем мне в сердце ковыряется, но не хочет поговорить откровенно.

Я сцепила зубы:

— Это несущественно. Я об одном только прошу тебя, как только что-то решишь — скажи мне сразу. Не затягивай.

Глава 41.Надежда

У дверей агентства нас ждала девушка. Зарина тоже уже был здесь, опередив нас всего на чуть — чуть, и знакомилась с ней на пороге. Девушку звали Эвелина, она пришла, когда двери ещё были закрыты, и поэтому терпеливо ожидала в сумерках лестничной площадки пока кто-нибудь подойдёт.

— Храбрости вам не занимать, — Зарина легко открыла дверь, снимавшую свою блокаду к двенадцати ночи, — и вы были уверены, что кто-то придёт?

— Да, я видела, что в здание заходят люди, и в окнах наверху, если приглядеться, немного заметен свет.

— А, это вы дежурили в переулке в дождливую погоду?

— Да, я. Давайте на "ты", хорошо?

В освещённой комнате все увидели, что это была непросто Эвелина, а Марта Май — исполнительница известных авторских песен, клипы её часто показывали по телевидению, композиции звучали на радио, да и один актёрский опыт съёмок в историческом фильме принёс ей дополнительную известность не так давно. Девушка спокойно улыбнулась, заметив, как мы все трое застыли в удивлении.

— Марта Май это псевдоним.

Зарина, впав в шок больше нашего, вышла из него с внезапным визгом восторга и всплеском рук:

— Господи, не может быть! Сама Марта… я все ваши песни… я ваша поклонница! С ума сойти!

Тристан кашлянул и внушительно произнёс:

— Зарина. Пока Вельтона нет, я буду следить за порядком. Эвелина же к нам не просто так пришла.

— Да… да… — Настройщик взяла себя в руки, но всё её лицо продолжало светиться, а руки дрожать от всплеска эмоций.

Я была спокойнее, но и меня заразило волнительное ощущение того, что я вижу живьём человека, чьи песни тоже слышала, и чьё лицо видела в кино на большом экране. Будто к нам кто-то пришёл из другого мира.