Сыграй мне смерть по нотам...

Гончаренко Светлана

– Значит, друг? – не сдавался Самоваров.

– У него свои дела. Он ведь собирается насовсем в Германию. У него и тётка там уже, в каком-то Дарлахе. Только он в Дарлах не хочет, ему надо в большой город вроде Мюнхена. И не улицы мести, конечно. Он говорит, что туда на чём-то надо въехать. Теперь представьте, что он знаком с самим Гюнтером Фишером, что влез в дела Венского фестиваля, что открыл нового выдающегося композитора… Понятно теперь?

– Вполне. Но ведь и подружки у тебя есть, эти девочки с древнеримскими именами?

– Пекишевы? Эти так, балаболки. Девчонки вообще дружить не умеют, только по мелочам. Я сама по себе, селф-мейд.

Вот оно как! Только

разве дети могут жить в одиночку? Нахальная девчонка – собирается потрясти музыкальный мир, и никто ей не нужен! Вернее, нужны-то как раз многие, от смешной румяной Авроры до загадочного Гюнтера Фишера из Вены. Все обязаны ей помогать! Сейчас все её жалеют как ребёнка из трудной семьи. Потом она научится – и научилась уже! – требовать. Видел Самоваров таких людей: в лице у них есть всегда что-то особенно самоуверенное и твёрдое. Это, наверное, и называется «хвост морковкой»? Они приходят и берут, что им требуется, и им почему-то неловко отказать. Сейчас Даше нужен Ромка Вагнер. Ещё Настя нужна – стало быть, и он, Самоваров. И все взрослые при этом дураки? Ловко!

– Вы профессора Мальцапина знаете? – вдруг спросила Даша.

Самоваров пожал плечами:

– Кто это такой?

– Значит, не знаете. Жаль! Это известный врач. Его однажды бабушка к папе приглашала.

– А зачем он тебе?

– Папе стало хуже. С ним странное что-то: раньше он довольно ясно говорил, пусть и немного, а сейчас я совсем ничего не могу разобрать. Еле бормочет и, кажется, сам не понимает, что. Дышит сипло, хотя врачиха участковая говорит, что лёгкие в порядке. Он теперь почти всё время спит. Это плохо! Мы с ним не дописали последний квартет!

– Что же такое с ним?

Даша вздохнула:

– Мама участковую из поликлиники вызывала, а та ничего не понимает. Какие-то уколы прописала, которые не помогают ни капельки. И с каждым днём всё хуже. Как жалко, что мы с вами тогда на видео ничего не записали! Врачиха говорит, что в папином состоянии всё возможно и ничего до конца не ясно. Значит, он может умереть! В любую минуту! А как же тогда Вена? Как экспертиза? Ведь тогда ничего не получится!

– Тебя именно это заботит? – удивился Самоваров. – Вена, шум, посрамление существующих и придуманных врагов?

– И это тоже! И папа, конечно… У меня обязательно должно всё получиться! Вы же знаете, Смирнов «Простые песни» и остальные свои сочинения взял и украл. Вы считаете, нормально, что он из-за этого известный композитор и заслуженный деятель всяких искусств? Разве он не должен получить по заслугам? Вот если любит он славу, я ему т а к у ю славу сделаю!

Дашино детское, с коротеньким носом личико даже не злым сделалось, а грозным.

– Ты опасный человек! – засмеялся Самоваров.

– Опасный, – повторила она, польщённая таким комплиментом. – И справедливый. Каждому должно доставаться то, что положено. Разве не так?

Глава 18

Рожки в тринадцатом ряду

Хорошо, что Даша умчалась по своим делам. Было бы неловко, если бы она всё ещё сидела в углу дивана, воинственно вздёрнув подбородок, и обещала воздать по заслугам Андрею Андреевичу, а тут в мастерскую заглянул бы он сам. Но заглянул он минутой позже и застал Самоварова в полном одиночестве.

– Вы меня искали? – спросил он.

Самоваров удивлённо поднял брови.

– Ольга Иннокентьевна сказала, что вас беспокоят баяны, – пояснил Смирнов.

– Ах, вот вы о чём! – улыбнулся Самоваров. – Не то чтобы очень беспокоят, но хотелось бы перерывов в музыке, пусть недолгих. Моя работа требует тишины, пустоты, ровного освещения.

А сами детишки что, не устают разве?

Андрей Андреевич вздохнул:

– Если б вы знали, как они счастливы, что могут тут репетировать! О какой усталости вы говорите? Квинтет баянистов наконец-то смог отшлифовать новую программу! В Центральной музыкальной школе дефицит помещений, время расписано буквально по минутам. Таково веление времени: пришлось сдать в аренду частным предпринимателям правое крыло. Представьте, такие клетушки остались, что пианино со стулом и аккомпаниатором едва помещается, а виолончелист в коридоре уже сидит. Что говорить о квинтете баянистов! Их и на вечер в расписание ставили, и на шесть тридцать утра, но всё равно от предпринимателей жалобы: шумно и подвесные потолки вибрируют. Вы потерпите чуть-чуть, Николай Алексеевич! Подумайте о том, что эти дети, занимаясь в жутких условиях, стали лауреатами международного конкурса в Эссене!

Андрей Андреевич замолк. Слышно было, как он нервно, с присвистом дышит. Самоваров обернулся и обнаружил, что так и не повернул лицом к стенке портрет Анны Рогатых. Андрей Андреевич смотрел на портрет, не мигая.

– Вот рыжая бестия! – проговорил он. – Мне кажется, что именно эта живопись – очень талантливая, не спорю! – высвободила в Анне отрицательную энергию. Теперь она удержу не знает. Невменяема!

– Неужели эта девушка ещё что-то натворила? – изумился Самоваров. – Я вчера её видел, и она вела себя вполне прилично.

Смирнов даже подпрыгнул на месте:

– Прилично? Она? Значит, вы ещё не слышали… Я делаю всё, чтобы избежать огласки, но слухи уже поползли, и до вас всё может дойти в искажённом виде. Вы близкий мне человек, поэтому вам лучше узнать от меня. То есть правду…

Он опустился на диван, страдальчески сплёл пальцы. Одет он был сегодня снова во что-то белое, пушистое, мужественно-скандинавское. Самоварову пришло в голову, что Андрей Андреевич носит светлое, чтобы казаться моложе.

– Случилось это нынче утром на заседании комиссии по организации Рождественского концерта, – обстоятельно начал Смирнов. – Ольга Иннокентьевна, ваш директор, присутствовала. Помощник губернатора пришёл, представители прессы, в том числе Зымрин с телевидения. Стоял вопрос, как организовать освещение концерта в электронных СМИ – сделать несколько обзорных передач или транслировать концерт целиком. Я, конечно, руками и ногами был за трансляцию: от нарезок не жди полноценного эстетического впечатления. Но Зымрин стал внушать, что трансляция невозможна. В тот же день, как на грех, помимо концерта состоится конкурс красоты «Сударушка» и мини-турнир по футболу на снегу. В эти дела тоже вложены громадные бюджетные деньги. Да и вообще, говорил Зымрин, бабы и бутсы народу ближе роялей и дудок. Представьте, говорил, посреди футбола и тем более баб вдруг врубят классическую музыку. Да народ на выборы не пойдет в феврале! Помощник губернатора с этим согласился. Проголосовали за нарезку. Вот какая логика у зулусов с телевидения и из администрации. Впрочем, не зулусов даже! Зулусы музыкальны и обожествляют тамтам.

– А Анна Рогатых? – напомнил соскучившийся Самоваров.

Андрей Андреевич потемнел лицом:

– В тот момент, когда я, отстаивая свою принципиальную позицию, вынужден был упомянуть, что меня знают в Европе, что мои произведения исполняются по всему миру, и я… В общем, в этот момент Анна ни с того ни с сего плюнула мне в лицо. Попала в глаз! Никто ничего подобного не ожидал, я в том числе – она такая тихая сидела. А здесь при прессе, при администрации! При Зымрине! Не вставая с места и ни слова не говоря, плюнула через стол.