Сын Архидемона (Тетралогия)
Шрифт:
– Ха–ха! Другого я от вас и не ждал, Серхио! Вы, как всегда, в своем репертуаре! Как обычно – не хочу, не буду, не желаю! Ха–ха–ха–ха!
– Вы что–то имеете против, Гастон? – сухо поинтересовался испанский король.
Его французский коллега лишь снова залился хохотом. Веселое настроение у мужика, поневоле позавидуешь. Вот уж кто и в самом деле умеет брать от жизни все.
– Пожалуй, сейчас не помешает выпить бокал доброго вина, Серхио! – широко улыбнулся Гастон Первый. – Вчера на карнавале меня угостили сортом, которого я еще не пробовал! Кажется, очередная эльфийская
– Вино пить – здоровью вредить! – пропищал испанский шут, бочком подобравшийся к беседующим королям. – Мячик пинать – путом вонять! Глупый король Гастон! Глупый, глупый, глупый!
– Оставь это, Пузняк, – поморщился король Серхио. – Прошу, не обращайте внимания на бедного дурачка, Гастон.
– Да полноте, Серхио, полноте! Было бы из–за чего, ха–ха–ха–ха!..
Надеюсь, их величества не станут и в самом деле пить эльфийское вино. Я о нем уже немало наслышан. Говорят, вкус действительно божественный и при этом почти не пьянеешь. Но чем больше его выпьешь, тем сильнее хочется еще.
А после очередного бокала вдруг наступает такое состояние… не опьянение, нет, ничего общего с опьянением. Скорее нечто вроде… просветления. Мир приобретает дополнительное измерение, в голове становится легко и приятно, на язык сами просятся стихи, перед глазами плавают удивительные по красоте галлюцинации, а единороги и дубы начинают разговаривать. Чувствуешь себя просто расчудесно.
Только вот потом, когда хмель выветривается, на его место приходит невероятная тоска и душевная боль. Жизнь кажется пресной, потускневшей, просто отвратительной.
У самих эльфов такое «похмелье» длится недолго – час–полтора, редко больше. Однако у человека может затянуться на очень продолжительный срок. На многие дни, порой даже на месяцы. И единственный способ это снять – снова напиться эльфийского вина.
Поэтому во многих городах и странах это коварное зелье уже давно запрещено к распространению. К счастью, эльфы и сами не слишком–то рвутся делиться им с людьми. Встретить эльфийское вино за пределами эльфийских земель очень трудно, и стоит оно бешеных денег.
Интересно, а как это пойло подействует на яцхена?
Я окинул взглядом трибуны. Народ уже расходится. В дальнем конце поля возятся молодые пажи – завладели позабытым мячом и теперь играют сами.
Плодотворный сегодня выдался день. Вчера мне не удалось подтолкнуть Ньютона к изобретению закона тяготения…
– Открытию, патрон, – подал голос Рабан.
– А?..
– Не изобретению, а открытию.
– А разница–то?..
– Изобретение – это когда ты придумал что–то, чего до тебя не существовало. Например, смешал в нужных пропорциях серу, селитру и уголь, изобретя порох. А открытие – это когда ты нашел что–то, что существовало и до тебя. Например, открытие Америки Колумбом. Или открытие закона всемирного тяготения. Ньютон открыл, что он есть, такой закон. Но именно открыл, а не изобрел – он ведь прекрасно действовал и без Ньютона… действует. Прекрасно действует, хотя и не открыт. А вот порох или компас – это изобретения. В этом мире их никто до сих пор
– Наговорил–то, наговорил… Кстати, Америку вовсе не Колумб изобре… открыл. Викинги и до Колумба туда плавали.
– Викинги плавали, да. Лейф Эрикссон. В 1000 году. И назвал новые земли Винландом. Только Америку все–таки открыл Колумб, а не викинги.
– Как это?
– Понимаешь, патрон, чтобы открытие стало открытием, мало просто сделать находку. Нужно еще и рассказать о ней всему миру… ну, хотя бы достаточно крупной его части. Вот после Колумба об Америке стало известно всему миру. А после Лейфа Эрикссона о ней так никто и не узнал. Викинги просто основали там небольшое поселение и время от времени плавали за лесом. Это никакое не открытие. Точнее, открытие, но только для самих себя. Для узкого круга.
– Да как скажешь.
Ладно, пофиг на Рабана и его надоевшие мудрствования. Сбил меня с мыслей, падла. Грех ему.
Вернемся к тому, что Ньютона мне подтолкнуть вчера не удалось. Но зато сегодня я научил туземцев футболу. И семена, кажется, упали в благодатную почву – вон как французскому королю понравилось. Неплохое достижение для одного яцхена. Почти что Пьер Кубертен.
– Патрон…
– Заткнись. Не занудствуй, задолбал уже. Я и сам знаю, что Кубертен возродил Олимпийские Игры, а не придумал футбол. Но я не знаю, кто придумал футбол, ясно тебе? Оставь меня в покое.
– Еще скажи, чтоб я убирался куда подальше, – противно хихикнул Рабан.
– И сказал бы, да толку–то…
Да, толку никакого. Избавиться от Рабана мне вряд ли когда–нибудь удастся. Хотя и хотелось бы, конечно. Не иметь возможности уединиться даже в собственных мыслях – это раздражает. Живу словно в реалити–шоу с одним–единственным зрителем.
Ладно, не будем переливать из пустого в порожнее. Все это я обдумывал уже миллион раз, и каждый раз приходил к одному и тому же выводу – ситуация неприятная, но изменить ее не получится. Значит, нечего и забивать зря голову.
– Уби–и–и–иства–а–а–а!!! Совершено убийства–а–а–а–а!!!
Так. А вот этот вопль мне совершенно не нравится. По полю бежит взмыленный гвардеец без шлема, размахивает руками, истошно кричит. Похоже, произошло что–то непредусмотренное программой мероприятий.
Я на всякий случай выпустил когти наизготовку. Не знаю пока, что все это значит, но лучше быть готовым к любой гадости. Вдруг кардинал–колдун эль Кориано опять решил устроить теракт?
– Что случилось, добрый воин? – мягко спросил папа, обращая взгляд на запыхавшегося гвардейца. – Отчего ты так взволнован?
– Убийство, Ваше Святейшество! – бешено завращал белками глаз гвардеец. – Прямо в папском дворце!
– Это действительно печальная новость. Кто был убит?
– Не один человек, Ваше Святейшество! В правом гостевом крыле устроена настоящая бойня! Тридцать семь трупов!
– Сколько–сколько?!
– Да, – виновато опустил голову гвардеец. – Слуги, стражники, гости…
– В таком случае подготовьте все необходимое для отпевального обряда, – распорядился Торквемада, подзывая своих доминиканцев. – И принесите дров для костра.