Сын Архидемона (Тетралогия)

Рудазов Александр

Однако все мои старания пропадали втуне. Да, клон Нъярлатхотепа в подметки не годится оригиналу — у него нет демонических сил, он не способен увеличиваться бесконечно, мгновенно возрождаться из ничего. Тем не менее собственные утраченные части он удивительно сноровисто подбирает и впитывает. С тем же успехом можно резать жидкую грязь — тут рассек, в другом месте рассек… а в первом уже срослось.

Вообще, эта тварь настолько же слабее Нъярлатхотепа, насколько я слабее Лаларту. Но Нъярлатхотеп круче Лаларту раз этак в несколько. Соответственно и это чудовище раз этак

в несколько круче обычного яцхена.

Минуты три я без особого успеха орудовал когтями. На клоне Нъярлатхотепа это почти не сказалось. Он продолжал увеличиваться, вынуждая нас отступать все дальше по коридору. Дверь в кабинет Гадюкина уже погребена под грудой сизой плоти.

Впрочем, там бы мы все равно не спрятались — только загнали бы сами себя в тупик. Даже самую крепкую дверь эта тварь рано или поздно выдавит — а потом просто задушит нас в объятиях. Бежать некуда — мы в сотне метров под землей.

Новые щупальца вырастают с той же скоростью, с которой я их отсекаю. Зрение стало практически бесполезным — я вижу только беспорядочную мешанину. Ориентируюсь с помощью Направления — режу, рублю и кромсаю, надеясь, что клон Нъярлатхотепа выдохнется первым.

Но он не выдыхается. Зато начинаю выдыхаться я.

Вот сейчас мне бы как раз здорово пригодился тот всплеск ярости, из-за которого погиб доктор Игошин. Но его что-то не видно и не слышно. Наверное, из-за того, что мне глубоко безразлична эта бурлящая мерзость. Я не злюсь на нее, не ненавижу и даже убивать особо не стремлюсь. Это не Пазузу, не эль Кориано, не вампир-душегуб и даже не бесящий меня сид. Это просто тупая бессловесная зверюга, слепое орудие разрушения. С тем же успехом можно ненавидеть снежную лавину или лесной пожар.

Так что из меня ничего не исходит. Я пытаюсь себя как-то растормошить, разозлиться, но покамест без толку. Был бы это настоящий Нъярлатхотеп… правда, и здесь я не особо уверен. В отличие от других демонов, с Нъярлатхотепом мы неплохо ладили.

Хотя на самом деле он, конечно, сволочь та еще…

Угловым зрением я заметил зомби Погонщика Рабов. Повинуясь приказу Святогневнева, этот урод сорвал с пожарного щита топорик и тоже ввязался в мясорубку.

Зря он это сделал. Зомби, даже Погонщика Рабов — существа медлительные и тормознутые. Обычно это компенсируется их громадной силой и выносливостью, но не в данном случае. Что проку от мертвецкой силищи, если сражаешься с лавиной плоти? Здесь пригодился бы огнемет, да где ж его взять…

— Ни у кого нет огнемета?! — крикнул я.

— У меня есть, но он в кабинете остался! — весело откликнулся Гадюкин.

Я посмотрел на колышущуюся стену, преграждающую путь к его кабинету. Как-то не круто.

Огнемета у Щученко не было, зато был пистолет. Не то чтобы пули вредили клону Нъярлатхотепа хоть чуть-чуть, но сидеть без дела полковник явно не собирался.

И Святогневнев тоже. Хотя зачем этот поперся в гущу событий, я так и не понял. У него даже оружия не было. Не знаю, о чем он вообще думал, но закончилась его атака быстро и бесславно — клон Нъярлатхотепа схватил его пятью щупальцами и принялся мочалить.

Первой

оторвалась правая рука. Святогневнев растерянно уставился на культю, я матюкнулся и ринулся отбивать друга. Порезав щупальца, как колбасу, я вытолкнул Святогневнева из зоны боевых действий. Тот по-прежнему глупо хлопал глазами и держался за изуродованное плечо. Боли он, конечно, не чувствовал, да и крови не выступило ни капли. Изнутри мой лучший друг оказался сухим, как вяленое мясо.

— Руку мою у него отними!.. — виновато попросил Святогневнев.

Я и сам уже метнулся обратно, пока чудище не сожрало добычу. К счастью, чужую плоть он поглощал не так быстро, как собственную, да и вообще старая зомбятина плохо усваивается. После ожесточенной схватки я отнял пожеванную руку и швырнул ее хозяину.

Увы, пока я выручал Святогневнева, клон Нъярлатхотепа полностью сосредоточился на зомби Погонщика Рабов. Без моей поддержки эта тупая скотина продержалась недолго — я и оглянуться не успел, как его разорвали на пять кусков. Голова, туловище и большая часть левой руки моментально исчезли в бурлящей плоти — клон Нъярлатхотепа усвоил урок и больше не собирался так легко отдавать добычу. Ноги и правая рука пока еще виднеются, но и их чудовище стремительно засасывает. Единственное, что уцелело — кисть левой руки. Она отлетела далеко назад, за спину Щученко и Гадюкина.

Черт. Дела идут все хуже и хуже. Мне не привыкать, конечно, я так-то уже и не помню, когда у меня дела шли хорошо…

Не успел я об этом подумать, как все стало совсем плохо. Клон Нъярлатхотепа сомкнул вокруг меня сразу два десятка щупальцев и ударил всеми разом. Четыре из них я срезал, еще от семи увернулся, но оставшиеся сдавили меня в органических тисках… и я услышал хруст. Проклятая тварь сломала мне левую ногу и две руки — правую верхнюю и правую нижнюю.

В следующую секунду в одно из щупальцев вонзилась пуля. Орудуя оставшимися конечностями, я вывернулся из чудовищных объятий и пополз назад, стараясь не обращать внимания на боль.

— Отступайте, товарищи, я прикрою! — гаркнул Щученко, швыряя вторую гранату.

Прогремел взрыв. Клон Нъярлатхотепа болезненно задрожал, в нем образовалась здоровенная дыра. Щученко достал из-за пазухи третью гранату и выдвинул вперед плечо, примериваясь для лучшего броска. На его лице не было даже тени страха.

Должен сказать, полковник Щученко беспредельно туп и даже отчасти безумен, но кем-кем, а трусом его точно не назовешь. С голыми руками на танковую батарею — да запросто!

А уж если у него есть граната…

— Вы шо, значить, мене игноруете?! — разозлился Щученко, видя, что клон Нъярлатхотепа по-прежнему ползет вперед. — Не смейте меня игнорувать! Я вас щас усех подзорву на ху… дой конец!!!

Третья граната и третий взрыв. Враг снова утратил часть себя и отступил на несколько метров. К сожалению, в последний раз.

— Усе, хранат боле нема! — сокрушенно воскликнул полковник. — Кирдык!

— Товарищ Щученко, вы же коммунист! — упрекнул его я.

— Ну да! — надул щеки Щученко, швыряя в тварь кирпич.