Сын чекиста
Шрифт:
Ночью он оказался за городом, на дороге, ведущей в Елизаветград. Здесь Рывчук встретил попутчиков — мужчину, закутанного в женский шерстяной платок, пожилого железнодорожника, толкавшего перед собой тачку с узелками, полную даму в беличьей шубке, накинутой поверх длинного бархатного платья, и с кошелкой в руке. Спутниками Арсения были елизаветградские обыватели, которых голод погнал в дорогу. Они бродили по окрестным селам, выменивая костюмы, пальто и другую одежду на хлеб, сало, масло, мясо. Сейчас они торопились обратно в город, где их ждали голодные семьи. Но не только это подгоняло спутников. На рассвете они услышали канонаду
Когда рассвело, мужчина, обвязанный женским платком, пробасил:
— Господа, дорога становится небезопасной...
Железнодорожник молча свернул на едва приметную тропинку, убегающую от шоссе к лесу. Тачка сразу потяжелела, колесо застряло в выбоине. Арсений встал рядом с железнодорожником и нажал на ручку. Колесо запрыгало, завертелось, оставляя позади узкую, словно змея, извилистую колею. Женщина в шубке приподняла намокшее от росы платье и заспешила по вихляющему следу тачки.
Тропинка довела спутников до небольшой рощицы.
— То добре, що мы оттуда ушли, — сказал железнодорожник. — Подывись туда. У тебя глаза моложе.
Прикрыв ладонью глаза от лучей весеннего солнца, Рывчук оглянулся. По дороге, где они недавно шли, мчался небольшой отряд всадников. «Разведка, — решил Арсен. — А вдруг свои? Красные? Да нет! Откуда они тут возьмутся? Вокруг одни григорьевцы».
— Пошли от греха подальше, — сказал железнодорожник.
И путники, подстегиваемые страхом, быстро двинулись к Елизаветграду.
В Чрезвычайной комиссии шум и суета. По коридору пробегали военные. У окна Арсений увидел Ивана Савченко — рабочего с завода Эльворти, ныне руководителя елизаветградской Чека, и его заместителя, латыша Андрея Ванага. Его Арсений знал давно — служили в одном флотском экипаже. Это Ванаг привел Арсения впервые на организованный большевиками митинг.
Узнав друга, Ванаг крепко обнял его. Рывчук взмолился:
— Осторожней, медведь! Человек с того света вернулся, а ты жмешь...
— Ранен?
— Расстрелян! — И Арсений, не упуская подробностей, рассказал все, что с ним произошло.
— Да... Не жизнь у тебя, а сплошной кинематограф! Что дальше надумал?
— Чего думать-то? Вернусь в отряд. Этого гада, Перепелицу, своими руками разорву. Из-под земли достану!
— Что ж, программа у тебя правильная. Я попробую разузнать, где твой отряд. А ты пока напиши нам заявление об этом Михаиле Перепелице.
Войдя в свою служебную комнату, Ванаг дал Арсению лист бумаги, ручку, придвинул чернильницу и, сказав: «Пиши», вышел.
Матрос прислушался к удаляющимся шагам друга, опустил перо в чернильницу и тяжело вздохнул: непривычное это дело — заявления писать. Когда Ванаг через полчаса вернулся, Арсений успел написать всего несколько строк. Прочитав написанное, Ванаг усмехнулся:
— Не больно ты красноречив, браток!
— Откуда мне эту премудрость знать! Где отряд? Узнал?
— Не так это легко. Попросил товарищей выяснить. Говорил я с Савченко. Он наш начальник. Мы решили предложить тебе: иди-ка ты к нам, в Чека. Люди позарез нужны.
— В Чека? Тоже мне сыщика нашли!
— Нам не сыщики нужны, а свои люди. Большевики.
— Я беспартийный.
— Знаю! Ты свой брат, матрос. Резолюции служишь, — наступал Ванаг. — Тут
— Не знаешь, что на Знаменке за сражение произошло? — спросил Арсений.
— Маруся к григорьевцам пожаловала. На бронепоезде прикатила.
— Что еще за Маруся?
— Неужто не знаешь?
— Не доводилось встречаться.
— А я вот встретился. Атаманша решительная! Сама к нам в Смольный прискакала на белом коне.
— Куда?
— В Смольный! Это мы так бывшее юнкерское училище называем. Там у нас ревком. Боевая бабонька! И красивая...
— Ты в нее, часом, не влюбился?
— Только и дел мне было влюбляться! Явилась Маруся на вокзал, увидела солдат в рваном обмундировании. А те на барахолке гимнастерки на хлеб выменяли. Пожалела она их, повела к военкому: «Открывай цейхгауз, приодень красавчиков!» Военком, конечно, послал ее подальше, а она своей нежной ручкой весь шпалер в него разрядила. Хороший товарищ был военком. Боевой. Ну, пришлось угомонить красавицу.
Ванаг рассказал Арсению об обстановке, сложившейся в Елизаветграде. Город расположен в центре Украины, на бойкой магистрали, соединяющей Харьков с Одессой. Кто ни пройдет, обязательно ущипнет. Недавно в городе одновременно уживались ревком с Красной гвардией, петлюровская рада, сотня Ивана Карася, городская управа, земская управа и даже чудом сохранившийся комиссар Временного правительства. Сейчас власть в руках Советов. Но в них и большевики и меньшевики. Меньшевики еще сильны в Союзе металлистов. А союз популярен среди рабочих. Обстановка сложная, а в городе только горстка надежных войск. Против Маруськи они выстоят. А с Григорьевым не сладят. У того более сорока тысяч. Они как-никак Красной Армией зовутся. Разве мужик сразу распознает, что это бандиты, а не красноармейцы? Тут и пролетарий не сразу раскусит! В Одессу Григорьев пожаловал контрреволюцию громить. Но вместо подавления контры его «доблестные» войска бросились по портовым складам да по магазинам шарить. Еле их ревком выпроводил. Скоро, верно, в Елизаветград пожалуют. Придут григорьевцы — быть грабежам. Как их не пустить? Как задержать? Пятнадцать эшелонов движется!
Недавно прибыл первый эшелон. Городские большевики выслали ему навстречу Савченко, Ванага и двух коммунистов из конной сотни. Вышли те за Балашовский мост, остановили эшелон. Вылез начальник эшелона — морда кирпича просит, в руках нагайка. Первым словом мать поминает, вторым — бога. Чекисты стоят, ждут, пока выговорится. Наконец бандит умолк. Савченко тихо так предлагает: «Разоружайтесь». А тот вместо ответа приказал пулеметы наводить. Тогда Савченко говорит: «Товарищ Ванаг, отдайте команду, пускай мост взрывают».
Заранее предупрежденные кавалеристы стали для вида какие-то провода соединять. Бандит на попятный. Даже нагайку бросил: деваться некуда! А Савченко предлагает: «Оружие сдайте. Мимо Елизаветграда мирно проследуете — и мост останется, и домой попадете». В эшелоне много донских казаков было. Им Елизаветград не нужен был: от награбленного барахла вагоны ломились. Покидали они винтовки, две пушки оставили, пулеметы. И тихо, мирно мимо города проследовали. С первым эшелоном прошло. А с другими как? Взорвать мост — невелика хитрость. А как потом с Одессой связь поддерживать? Григорьевцы все равно придут. Пешком. Ингул им не шутка форсировать. Надо искать другой выход. Григорьев себя правителем Украины считает, «Универсал» написал, по городам и деревням рассылает.