Сын цирка
Шрифт:
— Завтрашний день меня устраивает. — Судя по всему, полицейский был доволен. Пател постоянно держал в памяти описание, которое Нэнси дала Рахулу, помнил о его больших руках, державших груди его жены, о красивых, стоявших торчком грудях Рахула, прижавшихся к спине Нэнси, а также о маленьком, мальчишеском пенисе, прильнувшем к ее ягодицам. Все это он постоянно держал в памяти, как и то, что Нэнси описывала ему высокомерного, злого, беспощадного человека со сложным характером, вероятно, даже жестокого.
Доктор Дарувалла только приступил к составлению письменных показаний с описанием Рахула Рая, а детективу хотелось скорее
— Опишите мне Рахула одним словом. Скажите первое, что придет вам в голову. Мне это очень интересно, — попросил полицейский.
— Высокомерный, — ответил доктор. Лицо детектива отразило неудовольствие.
— Пожалуйста, попробуйте добавить что-нибудь еще, — попросил он.
— Выше среднего уровня.
— Сейчас описание получилось лучше, — ответил Пател.
— Рахул всех дразнит. Он относится к вам с высокомерием, издевается над вами и оскорбляет вас, довольный собой. Он пользуется своим сложным и утонченным характером, как оружием. Думаю, по своей сущности это очень жестокий человек, — объяснял доктор.
Детектив закрыл глаза и сидел в кресле, улыбаясь, отчего Дарувалла отложил ручку и перестал писать. Заместитель комиссара полиции задвигал пальцами, будто собирался печатать очередное сообщение. Однако пальцы его опускались не на клавиши печатной машинки. Детектив еще раз разложил фотографии, заполнив ими весь стол. Его пальцы прошлись по головам издевающихся слонов, по пупкам убитых проституток, по всем этим безостановочно подмигивающим глазам.
В кабинете под балконом какой-то человек кричал, что он рассказывает правду, однако следователь мягко ему возражал, повторяя слово «ложь». Из клетки во дворе доносился характерный шум — там дрались полицейские собаки.
Дописав показания о Рахуле, доктор вышел на балкон, чтобы взглянуть на собак, которые лаяли изо всех сил. Все полицейские собаки оказались доберманами, которые скопились в единственном затененном углу клетки, заслоненном от солнца вершинами деревьев. На балконе стояла маленькая клеточка с газетой на полу. Доктор наклонился, чтобы поиграть со щенком добермана, узником этой переносной тюрьмы. Щенок подпрыгнул, стараясь привлечь внимание Фа-рука, просунул свою слюнявую темную мордочку сквозь прутья решетки, лизал руки доктора и покусывал его пальцы зубами острыми, как иголки.
— Ты хорошая собака? — спросил Фарук щенка.
Вокруг безумных собачьих глаз торчала ржаво-коричневая шерсть. Такая порода выбрана была для несения службы в полиции Бомбея из-за того, что короткая шерсть больше всего подходит к жаркой погоде. Эти собаки достаточно велики, сильны и быстро бегают. У них прочная и цепкая хватка терьера, хотя по уму доберманы уступают немецким овчаркам.
Молодой полицейский офицер вышел из кабинета, откуда доносился стук, по крайней мере, трех печатных машинок. Настроен он был агрессивно и прочел доктору целую лекцию о том, что испорченного щенка невозможно натренировать для выполнения его задач, что нельзя относится к будущей полицейской собаке как к домашнему любимцу. Когда кто-то говорил с ним таким тоном на языке хинди, Фарук чувствовал свою ущербность — он не мог бегло объясняться на этом языке. *
— Извините меня, — сказал Дарувалла по-английски.
— Нет, нет. Не извиняйтесь! — внезапно закричал кто-то. Оказалось, заместитель комиссара полиции вышел из кабинета на балкон, держа в руках
— Извините меня, сэр, — произнес инспектор, осознав допущенную ошибку. Однако он не успел юркнуть обратно в свой кабинет, где мирно стучали пишущие машинки.
— Это т ы должен извиниться, потому что говоришь с моим свидетелем! — закричал заместитель комиссара полиции.
Фарук внезапно понял, что он стал «свидетелем». Доктор заработал небольшое состояние, высмеивая полицейских в кинофильмах, но так и не узнал тонкости субординации между офицерами полиции.
— Продолжайте играть со щенком! — повторил Пател доктору, который снова склонился к доберману.
Маленькая собачка только что наложила удивительно большую кучу дерьма на застеленный газетой пол клетки, поэтому внимание доктора было привлечено к этой куче. Потом Дарувалла понял, что видит сегодняшний номер газеты «Таймс» оф Индиа» и что кал добермана попал на статью о фильме «Инспектор Дхар и Башни Безмолвия». Статья была плохой и враждебной, гадливое впечатление от нее еще усиливалось вонью от собачьего дерьма.
Куча позволяла прочитать немногое, однако и этого оказалось достаточно, чтобы разъярить Фарука. В тексте содержался даже оскорбительный намек на то, что Инспектор Дхар начал заметно полнеть. Как предположил обозреватель, Дхар слишком сильно накачал живот пивом, чтобы соответствовать заявлению киностудии, что Дхар — это бомбейский вариант американской кинозвезды Чарльза Бронсона.
По шелесту страниц доктор определил, что Пател покончил с его письменными показаниями. Детектив стоял от него достаточно близко и видел, что читал Дарувалла. Кроме того, именно он положил газету на дно клетки.
— Боюсь, статья не очень хорошая, — заметил заместитель комиссара полиции.
— Хороших статей никогда не печатают, — буркнул Фарук.
Доктор прошел с полицейским в кабинет и, глядя в лицо детектива, решил, что он не очень доволен написанным.
— Садитесь, — предложил Пател.
Доктор двинулся по направлению к стулу, где он до этого сидел, но полицейский поймал его за руку и подвел ближе к столу.
— Нет, нет. Садитесь на мое место! — попросил он.
Так Фарук оказался в кресле заместителя комиссара полиции, которое было выше стула. С этого места фотографии смотрелись по-другому, от них стало невозможно оторвать глаз. Дарувалла вспомнил день, когда на пляже Чоупатти маленького Джона Д сильно напугала толпа людей и бесчисленные головы слонов, которых тащили в море.
— Они топят слонов! Теперь слоны рассердятся! — закричал ребенок.
По мнению Фарука, зафиксированному в свидетельских показаниях, телефонные звонки с угрозами и описанием смерти его отца шли от Рахула. В трубке звучал женский голос, который пытались подделать под мужской.Это могло соответствовать любому тембру голоса Рахула. Двадцать лет назад он еще менялся, поскольку тогда операция превращения в женщину не была доведена до конца.
Детектива Патела заинтересовала эта деталь, но полицейского насторожил вывод Даруваллы. Слишком невероятно было представить Рахула в роли убийцы старого Ловджи. Слишком велик был временной промежуток между событиями. По мнению полицейского, такого рода предположение ухудшало достоверность письменных показаний доктора, приравнивало их к писанине профана.