Сын детей тропы
Шрифт:
— Ты плачешь от страха? — спросил Шогол-Ву. — Веришь, что боги разрушат мир?
— Верю! Но я плачу не потому... я не плачу. Стой ровно.
— Ты голодна? Или что-то болит? Тебя били.
Она молча кончила мотать, помогла ему надеть рубаху, приготовленную хозяйкой, придержала куртку, а потом отошла к окну. И было бы на что смотреть — край холма и сарай.
Шогол-Ву пожал плечами и сел. Потянул к себе кружку. Отвар остыл.
— Э-эй, тётушка Галь! — донеслось с улицы. —
— Да не оставит он и тебя, Балле!
— Что те двое, не обидели?
Голос звучал виновато.
— Сама понимаешь, ну, сказали, Ната ищут. Спросили, кто видал, кто слыхал — ну, мы ж не могли молчать, что ты ему вроде как не чужая, и если кто знал, то ты. Ну, понимаешь же, вроде как и смолчим, оно неладно выйдет, если те узнают, ну...
— Да брось, Балле! — весело перебила его хозяйка. — Я понимаю, вы иначе не могли.
— Так а ты знала, где он может быть, указала им? А то, ну, быстро они убрались, торопились так. Ко Взгорью, что ли.
— Да мне откуда знать-то, а? Этот паршивец давно-о сюда носа не кажет. Сама только слухами и живу: то говорят, нож под рёбра получил, то говорят, повесили.
Гость оживился.
— А, и я слыхал, что повесили. Ну, с тобой о таком болтать не хотелось, смолчал. Говорили, у Большого Корня, что ли, или у Дубов он с бабой миловался, а она другому дала обещание у костров. Ну, тот, другой, осерчал, слово за слово, вышли на ножичках, Нат его и прирезал. Ну, а Ната за это в лес да в петлю. А лес тот самый, за который выродков загнали. Понимаешь, ну, выбор-то такой: или от петли издохнуть, или от стрелы, а то и от зверя!
— Во-от оно что, — задумчиво сказала хозяйка.
— Только если ищут его, значит, выкрутился. Хотел бы я знать, как! Вёрткий, гад... Ох, прости, тётушка Галь!
— Да что уж, вёрткий гад и есть. Ты за рыбой-то шёл?
— А, да, да. Ну, пойду я, а на обратном пути ещё загляну!
— Да будут боги к тебе добры! Выручаешь меня, старую.
— Да что уж, невелик труд. Ну, я пойду.
— Иди, иди.
Гость ушёл, и хозяйка вернулась в дом.
— Слышал? — спросила она. — Правду Балле говорил?
— Про петлю правда. А почему его так оставили, я не знаю.
— А ты почему его не тронул? Что он тебе наболтал, а?
— Когда я его нашёл, он не мог болтать. Я обрезал верёвку.
— А зачем?
Шогол-Ву не ответил.
Старая женщина покачала головой, улыбнулась. Отыскала мешок, оставленный человеком.
— Держи, нарежь мясо. Голодные небось, а? Хлеб у меня был на полке.
Дочь леса жадно
Тётушка Галь нащупала хлеб, отломила самую малость.
— Вы ешьте, ешьте, — сказала она. — Мне что-то не хочется, как бы жар не поднялся.
Она и того, что взяла, не съела. Почти всё отдала Двуликому.
Шогол-Ву принялся за еду. Он посмотрел, как дочь леса глотает, почти не жуя, и понял, что плакала она из-за голода. Пожал плечами и поморщился от боли.
Слабое племя. Как тяжело, должно быть, жить слабым: они споткнутся там, где сильные пройдут и не заметят, что путь неровный.
Снаружи донёсся крик.
— Выйду, — вздохнула тётушка Галь. — Нет покоя. Что там ещё?
Шогол-Ву придержал за ней дверь, оставив щель, и прислушался. Кто-то бежал от Взгорья и кричал, задыхаясь. Слова обрывались.
— Зве... Люди! Зверь!.. Помогите!..
— Балле! — ахнула тётушка, всплеснув руками.
Сосед заторопился мимо, кашляя, сгибаясь. Не ранен — бегать не привык. Замахал руками.
— Сюда, люди!.. Зверь, двоих порвал...
Он закашлялся. На крик уже спешили, и Шогол-Ву притворил дверь, чтобы его не разглядели.
Загомонили люди.
— Что, что такое?
— Где зверь?
— Да я рыбачить!.. Там, у хижины... стражей-то порвал, ну, тех, что к нам заезжали... И за мной!..
— Что за зверь-то?
Балле закашлялся, обернулся со страхом.
— Не видал я такого! Из Запретного леса, видно... Здоровый! Больше космача!.. Вилы нужны, рогатины...
Дочь леса подошла, коснувшись плечом.
— Эй, народ, слышали? — зычно проорал один из поселян. — Рогатины, вилы тащите! Скот запирайте, а псов сюда!..
Тётушка Галь толкнула дверь. Шогол-Ву отступил с пути, потянул дочь леса за рукав, не то она так и стояла бы, пытаясь что-то разглядеть.
— Что, скажешь, и тут боги виноваты? — настороженно спросила хозяйка. — Из-за них это?
— Я не знаю, какого зверя увидел этот человек, — ответила дочь леса, кусая губы. — Так не должно быть...
Залаяли псы, одни сердито, другие весело, радуясь, что их спустили с цепи. Их звонкие голоса приближались, вот уже зазвучали совсем рядом. Истошно закричала курица — видно, дочь леса поймала не всех.
— Ох ты, — сказала хозяйка и шагнула назад, во двор. — Пошли, пошли отсюда! Куда вас несёт?
Лай изменился и зазвучал иначе. Одни псы брехали трусливо, держась рядом, у двора, другие полетели к пустоши, рыча, захлёбываясь яростью.
— Вон она!.. — раздался вопль. — Тварь та самая!..