Сын детей тропы
Шрифт:
— Я слово держу, — присмирев, сказал человек. — Погляди, я из-за тебя на ногах не стою. Уйдёшь ты, а дикая баба нагонит меня и убьёт. И клянусь, когда попаду наверх, к ушам богов, я не дам покоя Трёхрукому, пока он с тобой не разделается. Ты знаешь, он умеет играть, как рыжуха с мышью, что и самому жить не захочется.
Шогол-Ву промолчал.
— Не могу больше, — пожаловался человек. — Упаду сейчас.
Он и правда собрался упасть. Запятнанный успел, подхватил его,
Только нептица обрадовалась: вырвалась вперёд, встряхнулась, распушила хвост и зашагала, высоко вскидывая ноги.
Шогол-Ву шёл и слушал, но вокруг были только голоса ветра и промёрзших ветвей, да ещё шаги спутников. Человек становился всё тяжелее, его била дрожь, но хоть замолчал наконец.
— Воняешь падалью, — простонал человек, отворачивая лицо. — Выродки, не моетесь, что ли, никогда, что даже река не отбила запах?
Запятнанный промолчал, и человек больше не спрашивал.
Они добрались до опушки, когда Двуликий взошёл на пригорок. Вечники здесь измельчали: уже не старики с широкими кронами, прячущими небо, а тонкие, юные и светлые, все силы вложившие в рост. Стало просторнее, и лилась с холма тёплая улыбка Двуликого.
— Посиди, — сказал Шогол-Ву, опуская спутника на землю.
Тот лёг устало на бок, глядя покрасневшими глазами, как запятнанный роет яму. Подполз ближе.
Закончив, Шогол-Ву растянул завязки мешка. Помедлив, обломал стрелу, торчащую в боку. Жаль было, но целиком не достать, не повредив мешка, а залатать его нечем. Вынул пёсью голову, в которой засел наконечник, и опустил в яму бережно — прямо перед лицом человека.
— Что за гадость? — воскликнул тот, отшатнувшись. — Я думал, будет костёр!
Шогол-Ву достал лапы и положил к голове. Вынул шкуру, пожалел, что не было времени ею заняться. Человек был прав, она смердела, и выделывать поздно.
Шкура легла поверх остального, и сын детей тропы принялся засыпать яму. Нептица подошла ближе и теперь глядела хмуро. Ей хотелось узнать больше о том, что в земле.
— Зачем ты тащил с собой эту дрянь? — с подозрением спросил человек. — Неужели Трёхрукий и правда отнял у тебя разум?
— Ты жил в людских землях, Одноухий, — обратился Шогол-Ву к псу вместо ответа. — И немного в долине за лесом. Наверное, тебе будет хорошо здесь, на границе. Мы спасли друг друга и теперь в расчёте.
Он поднялся, закинул мешок за плечо и протянул человеку руку:
— Идём.
— Не стану я брать твою руку вонючую! Ох, а в реке... Это же всё в воде, а я воду глотал... А кормил ты меня чем?
Человек нагнулся над землёй, и его вывернуло. Выворачивало долго, даром что пустой
Запятнанному надоело ждать. Он подхватил человека под локоть и повёл, ослабевшего, прочь. Погрозил нептице, собиравшейся разрыть могилу, и та поняла, оставила затею. Побрела следом, раз или два толкнула человека в спину, а потом забежала вперёд. Вышагивала, вытянув шею, оглядываясь влево-вправо.
Когда они вышли из леса и пошли по бездорожью, что могло скоро стать распаханными полями, их нагнала стрела. Запев, воткнулась в землю.
— Я говорил! — вскричал человек, дёрнувшись. — Нужно укрыться!
Страх придал ему сил. Он даже смог отбежать недалеко, пока Шогол-Ву поднимал стрелу, глядя на лес.
— Чего встал? Шевелись, живо! Я не хочу умирать!.. А если бы она попала?
— Она попала, — спокойно ответил ему сын детей тропы.
— Чего? Ты ранен, что ли?
— Ашша-Ри вернула мою стрелу. Под улыбкой Двуликого охотник не промахнётся мимо цели. Значит, она так хотела. Она отпускает нас и не пойдёт следом.
— Да? А я бы вот в это не верил. Убираемся, пока она не передумала!
И они двинулись дальше, оставляя лес позади. В прежней жизни Шогол-Ву редко бывал в людских землях, открытых небу. Хотелось спрятаться.
— Стрелу вернула... — бормотал спутник, тяжело налегая на него. — Лучше бы верёвку, она полезнее... Хорошая ведь была, из скарпа, да? Недешёвая...
Нашли дорогу, старую, едва приметную. Один её рукав тянулся к Приозерью, другой — к Степной лапе. Шогол-Ву остановился, поглядел на нептицу.
— Чего встал... — слабо прошептал человек. — Или привал?
— К степям нужно, — сказал запятнанный. — Отпустить зверя.
— К каким ещё степям?.. И так из-за тебя я всё дальше от Заставы! Ты, выродок, хоть понимаешь, как вести по тропам?
— Мы пойдём к степям.
— Ты клятву дал!
Шогол-Ву решительно свернул направо, и человек отпустил его руку. Стоял, бледный, пошатываясь.
— Пусть тебя Трёхрукий покарает! Я... это дело... Они другого найдут, если время терять! Я не получу награды, и ты не получишь. Отсюда и так дней пять пути, если ногами, а я по твоей вине не ходок!
— Зверь первый, — указал Шогол-Ву на нептицу. — Я вёл его, когда ты навязался. Ты второй.
— Ты точно без ума в голове. Зверь тебе заплатит? Он что, обещал больше золота, чем я?
— Ты сам без ума в голове. Хочешь идти через людские земли с таким, как я, и с приметным зверем. Веришь, далеко уйдём?
— О-ох...
Человек согнулся, упираясь ладонями в колени. Закашлялся. Поглядел измученно.
— Будь по-твоему. Но уясни, пятнистая рожа: если опоздаем, платы не будет. Никаких жёлтых раковин, даже меди не дам. Понял?