Сын идет на медаль
Шрифт:
Он будет читать ей стихи — её любимые, Багрицкого и Есенина. Он будет танцевать с нею вальс и скажет, что решил поступать в Политехнический на заочное. Может быть, и она расскажет ему о себе. И вообще — мало ли что случается на выпускном вечере. Это вечер чудесных превращений. Единственный в жизни! Вдруг, как по мановению волшебной палочки, вы становитесь взрослым. Павел Петрович корректно раскрывает перед вами свой портсигар… Вы поднимаетесь на четвёртый этаж, чтобы попрощаться со своим классом. По
Вадим опускает глаза. Перед ним открытая тетрадь. Как сквозь туман, прочитывает уравнение раз и другой и, окончательно отрезвев, погружается в алгебру.
Неужели это весна?
Кажется, да.
В этом году зима была такая длинная. И вот, наконец, солнце сияет в чистом небе, и под ногами весело хлюпает грязь — вчерашний снег — и прохожие улыбаются чему-то. У Люси на носу крошечные веснушки, которые нисколько её не портят. Даже наоборот — идут к ней…
А главное — пошли весенние запахи, от которых начинает казаться, что упущено что-то очень важное, и упущено безвозвратно.
В один из таких солнечных дней Вадим, побродив по улицам, зашёл в Русский музей — тот самый, из которого они с Женькой удрали во время экскурсии в восьмом классе. Думал ли он тогда, что вернётся в эти залы один и будет проводить здесь часы?
Он стоял перед Крамским, долго стоял. И вдруг услышал за спиной знакомый голос:
— Смотри, Саша, мы в прошлый раз тут не останавливались.
Вадим замер.
Он быстро перешёл в другой зал и оттуда, уверенный, что останется незамеченным, стал наблюдать.
Люся была в другом, не школьном, красивом платье с короткими рукавами. Косы её были заколоты на затылке в тяжёлый узел.
Её спутник был в сером лыжном костюме. Он держал её под руку, хотя в этом не было никакой необходимости. Он вёл себя точно так же, как вёл бы себя Вадим, если бы…
Они стояли рядом, тихо переговариваясь, потом повернулись к другой картине, и Вадим увидел их лица. Её спутник был ему незнаком. Но он прочёл на его лице именно то, чего опасался. Перевёл глаза на Люсю, увидел её улыбку… и вышел из музея.
Он постоял мгновение у выхода, щурясь от яркого солнца, и вспомнил: Павел Петрович предлагал сегодня прийти в школу к пяти часам менять проводку.
И Вадим отправился в школу.
Он работал, ни с кем не разговаривая, не отвлекаясь ни на миг, медленно, методично. Все уже ушли, а Вадим ещё возился.
— Довольно, — сказал Павел Петрович. Он стоял внизу, уже в шляпе и в пальто. — Слезай, закончим послезавтра.
Вадим слез со стремянки, отряхнулся. Павел Петрович не уходил.
— Что это у тебя глаза какие-то… — он пристально посмотрел на Вадима, —
— Здоров, — коротко ответил Вадим.
— Ну, иди. Придёшь в понедельник.
В понедельник он снова остался в школе.
С этого дня Вадим стал заходить после уроков в кабинет физики, и всегда для него находилось дело. Его прибрали к рукам радиолюбители.
В апреле Павел Петрович предложил ему сделать на физическом кружке доклад об Эдисоне.
Вадим колебался. Когда он ознакомился с жизнью Эдисона, задача показалась ему увлекательной. Но как строить доклад? С чего начинать?
У него не было никакого опыта. Павел Петрович отмахивался, отговариваясь занятостью:
— Сам, сам соображай! — говорил он.
— Я тоже не умею писать доклады, — сказала ему Кира Алёшина, — но я бы, наверно, начала с конца: многое из того, что мы видим вокруг, связано с Эдисоном: вот какой человек был! А потом уж — как он работал, как жил, о чём мечтал…
— А откуда ты знаешь об Эдисоне?
— Я люблю читать о жизни замечательных людей. Ведь это интересно — откуда возникает талант? Вот живёт себе человек, никто ничего не знает о нём… и вдруг — изобретает лампочку! Телефон! Или вдруг — пишет поэму… Это только для нас — вдруг. А сам-то человек? Знал ли, догадывался ли он, что в нём есть?
Кира училась в десятом «б» классе, и Вадим её мало знал.
Она была смугла, с мальчишескими ухватками. Подруги называли её Кирилкой. Павел Петрович говорил, что у Киры умные руки. Она уже два года занималась в физическом кружке.
— Ну и как же? — спросил Вадим с интересом. — Знал, по-твоему, Эдисон, что в нём есть?
— Знал, — ответила она. — Иначе — зачем бы он вступил на этот путь? Он чувствовал — в этом его жизнь. Вот и я чувствую…
Тут она смешалась и умолкла. Вадим хотел тактично отойти, но Кира его удержала.
— Ты только не думай, что я сравниваю себя… нет. Просто я знаю — я буду физиком. Непременно!
Доклад Вадима назначен был на конец апреля. Вадим не знал сам, хорошо он говорил или плохо.
Люся на доклад не пришла.
Киру он видел. Она сидела в первом ряду. Когда Вадим кончил, лоб его был мокрый. Ребята задавали вопросы, и Вадим отвечал. Только один раз пришлось сказать: «Я этого не знаю». Он быстро взглянул на Киру — она кивнула…
На следующий день Кира не подняла глаз, когда Вадим подошёл к ней: у неё что-то не ладилось с приёмником, и она сердилась на весь мир.
Вадим подошёл; она подняла на него злые глаза.
— Покажи! — сказал он мягко и настойчиво. Кира сперва, видимо, хотела сказать что-то резкое, но передумала и подвинулась, освобождая Вадиму место рядом с собой на скамейке.