Сын крестьянский
Шрифт:
«Никто, чай, не сторожит коней; в такую ночь не до того!»
И человек шмыгнул внутрь конюшни. Выбрал коня, взнуздал его, стал выводить. Конь заржал, человек вздрогнул. При мерцающем свете фонаря различил другого человека, также выводящего коня.
— Кто, кто?
Схватился за пистоль. Человек спокойно подошел к Молчанову.
— Али не признал меня, стольник? — басовито спросил он из темноты.
— А, князь Шаховской!
— Он, он! Скакать надо от греха подале. Поспешим!
Они мчались по опустевшим, мрачным улицам Москвы. Раздавался звонкий, дробный конский топот. Временами слышался вой и лай собак. Закукарекал полуночный кочет. Пошли окраины Белокаменной, а потом дорога нырнула в темный лес. Здесь
При расставании Молчанов, хитро подмигивая, сказал Шаховскому:
— Григорий Петрович! Чуй правду! Димитрия вновь убили, а печать царская осталась, сиречь жив Димитрий. Ты на Руси действуй, а в Речи Посполитой вновь царь появится.
— Быть посему!
Шаховской щелкнул пальцами, понимающе усмехаясь. Облобызались, разъехались…
Уже мерцала заря, когда Молчанов встал с кресла и потянулся.
— Спать, спать, а далее видно будет — заброшу али не заброшу личину царскую.
Но клавикорд, на котором он пристрастился играть по слуху, привлек его внимание. Из-под пальцев полилась простая, широкая, грустная мелодия… Ветер несется в поле, гонит волны по широкой реке… Зеленый шум в лесу, какие-то голоса, песня заунывная… Все это смутно представлялось игравшему Молчанову, и лицо его стало простым, усталым. Мелодия затихла, последний звук прозвенел, как жалоба… Молчание…
И вдруг вспомнил он убитых Федора, царицу-мать, опозоренную царевну Ксению. Защемило в груди, нахлынула тоска и жалость…
— Долой, долой думы сии! Прошлого не воротишь!
Залпом выпил кубок крепкого вина и свалился на пуховик…
Позже Молчанов был под своим именем в войсках Лжедимитрия II.
Часть вторая
Глава I
25
Брянск, Стародуб, Севск (Комарицкая волость), Новгород-Северский, Рыльск, Путивль, Чернигов, Почеп, Моранск с прилегающими к ним землями.
До смуты Путивль был тихий, сонный город. Весь в зелени садов и огородов, стоял он на шести холмах. На одном сохранился земляной вал времен князя Игоря, прозывался Городищем. На другом возвышался Молчанский монастырь. Был Путивль славен яблоками, грушами, сливами, вишнями. Поемные луга… Леса… Речка Сейм — рыбы много. Щуки попадались аршина по полтора, налимы, сомы… Рыбий рай, да и только! Хатки, беленные мелом. И шла в них жизнь по старине. Летом путивляне работали в саду, огороде, в поле; торговали на посаде, в чумаках ездили. По осени кряхтели да поясницу скребли, когда наваливались
Но все это было да сгинуло, как дым. Началась «смута», и не узнать Путивля, особенно когда воеводой там стал князь Шаховской. В Путивль открылись многие пути, люди разные шли, ехали в рыдванах, на телегах, волокушах, верхоконные. Хаты были набиты до отказа прибывшим людом, и строились новые жилища. Более всего набралось ратных людей. Наехали дворяне — со своими холопами, дети боярские, посадские, приходили крестьяне от своих ненасытных господ, холопы беглые, люди гулящие, шиши придорожные. Каждый вез, нес с собой оружие, доспехи…
На площади, у хором князя Шаховского, стояло несколько гафуниц, мортир, пищалей. Центр города обнесен высокими бревенчатыми стенами с башнями. Вокруг — глубокий ров, через который от башен переброшены подъемные мосты. Словом, острог, в котором можно было отсидеться от врага. В средине — площадь, а на ней — большая лужа, которая была раздольем для свиней. Среди других домов, крытых тесом, соломой, возвышались хоромы воеводы, высокие — в два жилья, дубовые, со светлицей; рублены на подклети. Крыша крыта двумя рядами дубовой драни. Большие окна, разделенные на мелкие оконницы, в которые вставлена слюда. Громадное парадное крыльцо с крутой лестницей. Окна, карнизы, двери украшены причудливой резьбой — цветы, птицы, расписанные в яркие цвета. На светелке — зеленая башенка, на которой медный прапорец [26] вертится; под солнцем, как жар, горит. При хоромах — чисто подметенный двор, просторный, со службами: кладовые, сушильни, кухня, голубятня, псарня…
26
Прапорец — флажок на копье; здесь — флюгер над домом.
Воевода был первейший охотник; в своей Муромской вотчине хаживал один на один на медведя, а здесь, в окрестных полях, гонял зайцев, травил лисиц, волков, был охоч и до соколиной потехи.
— Смута — смутой, а зверь — зверем. Самое разлюбезное дело — охота! — говаривал он.
Вот и теперь князь возвращался с охоты со своими друзьями-приятелями, приближенными, прихлебателями. У иных всадников были приторочены к седлам убитые зайцы и лисицы. Сзади псари тянули на смычках несколько свор борзых.
Впереди ехал сам Шаховской, Григорий Петрович, на сером аргамаке, резвость которого князь сдерживал сильной рукой. Кожаное седло по краям украшено серебряными бляхами. В металлический налобник коня вкраплено несколько алмазов. Повод, узда — ременные, с серебряными по ним узорами. Прямо и молодцевато держится князь в седле, хотя ему за пятьдесят лет. Серый шелковый кафтан ловко обтягивает фигуру сухощавого, широкоплечего всадника. Из-под синей парчовой шапки выбиваются черные кудри с сединой. Лицо, разгоряченное после любимой охоты, весело; отчасти добродушно, отчасти — себе на уме. Взгляд серых глаз под косматыми бровями решительный и быстрый. Губы резко очерчены. Усы закручены кверху на фряжский [27] манер. Длинная борода. Когда князь скакал в поле, она развевалась по ветру. Недаром недруги прозвали его длиннобородым чертом. На поясе — кривая турецкая сабля. За плечами — самопал, и турий рог. За поясом — пистоль, в руке — плетка. Оружие было ловко пригнано к воинственной фигуре князя.
27
Фряжский — французский, итальянский.