Шрифт:
– Упражнение, которое мы сегодня будем отрабатывать, – сказал он, – посадка через препятствие. Препятствием служит вон тот двухэтажный домик, – командир жестом руки показал на виднеющееся невдалеке здание. – Вы проходите на посадку не выше пяти-семи метров над ним, иначе промажете, и приземляетесь строго у знака «Т»…
Закончив объяснение, Евдокимов сообщил очередность полетов. Фамилию Покрышева он назвал одной из последних.
После каждого полета Евдокимов делал разбор, давал советы. Подошла очередь Покрышева. Он поднял в воздух машину, сделал круг. Теперь надо идти на посадку. Взглянул на здание. Вон оно, издали напоминает спичечный коробок… Курс – на него. Здание всё ближе, увеличивается с каждой секундой. И в этот момент какая-то неведомая сила приподняла машину и бросила вниз. На мгновенье вздрогнул самолет, зацепившийся колесом за трубу здания. От удара колесо оторвалось и полетело к земле. Самолет продолжал идти на посадку, до земли оставалось не более десятка метров. Петр растерялся: что делать? Как же теперь садиться без одного колеса? Да еще неизвестно, какое колесо отлетело – правое или левое? Из-за крыла нельзя было определить. Он резко развернул самолет и, набирая высоту, пошел на второй круг, чтобы собраться с мыслями и принять решение. С аэродрома поднялся истребитель, на его борту крупными буквами мелом было написано: «Прыгай!». Покрышев кивнул головой: «Понял». Прыгать! Это значит потерять машину. А может быть, попытаться спасти ее, посадив на одно колесо? Взглянув на посадочный знак, Покрышев, к радости своей, увидел, что его выложили буквой «Г». Ему показывали: отлетело левое колесо. Оттого что исчезла эта томившая неизвестность, стало легче. Он пошел на посадку. Снова навстречу быстро приближалась земля. Теперь только бы уловить момент, когда истребитель коснется ее. Секунда, вторая, третья… Почувствовав легкое касание о землю, он быстро выключил мотор, удерживая крен. Самолет бежал по летному полю на одном колесе. Постепенно гасла скорость, и, когда, все больше теряя ее, истребитель начал крениться влево, Покрышев на сто восемьдесят градусов резко развернул машину в левую сторону. Описав полукруг, она стала как вкопанная. К истребителю уже бежали люди. Примчалась санитарная машина. Увидев вылезающего из кабины летчика целым и невредимым, Евдокимов махнул врачу рукой: «Уезжайте, ваша помощь не потребуется». Вперед– Хорошо, что сам остановился, – глядя на летчика веселыми глазами, удовлетворенно произнес он. – А то мне командир приказал: как сядешь – ловить тебя.
– Что случилось? – тревожно спросил Евдокимов. – Почему зацепили трубу?
– Не знаю. Очень неожиданно получилось.
– Наверное, поток воздуха подбросил машину, – заметил стоявший рядом с Евдокимовым летчик.
– А почему не прыгали? – снова задал вопрос Евдокимов.
– Решил спасти машину.
– Молодец! С посадкой справились отлично. Новичок, а машину чувствуете.
* * * Итоги полетов подводил на вечернем разборе командир эскадрильи Михаил Суханов, старый опытный летчик. Сначала разбирали ЧП. Попросили доложить Покрышева. Гордый отлично совершённой посадкой, он бойко рассказал о полете. Суханов внимательно выслушал его.– Значит, можно считать, что у нас появился новый чкаловец, – неторопливо заметил командир. – Валерий Чкалов, служивший здесь и летавший с этого же аэродрома, тоже не раз показывал такие вещи. И среди наших летчиков есть немало его последователей.
Покрышев слушал, затаив дыхание. Он чувствовал, как от этих слов краснеют лицо и уши. Само упоминание его фамилии вместе с именем Чкалова приятно щекотало самолюбие. Ведь каждый, кто приходил в авиацию, мечтал стать таким же, как Чкалов! Суханов встал:
– Но Чкалов имел на это право. У него были большие знания, громадный опыт. Вы же только пришли в авиацию. Начинать свой путь с экспериментов – так дело не пойдет. Вы хорошо посадили машину на одно колесо. За это объявляю благодарность. Но вы не выполнили приказ, рисковали без нужды и за такой, с позволения сказать, «героизм» могли бы заплатить слишком дорогой ценой. Вы показали свою недисциплинированность, а без дисциплины нет армии. Поэтому за невыполнение приказа я арестую вас на десять суток с исполнением служебных обязанностей. Под арестом как раз находится опытный летчик-истребитель товарищ Гальченко. Подумайте вместе с ним над своим поступком. Он вам многое объяснит.
Десять суток ареста! Это решение командира поразило Покрышева. За что? Ведь самолет-то посажен безупречно!
Он с трудом досидел до конца разбора. Как во сне, никого не замечая и ничего не слыша, вышел из помещения. Гауптвахта! Вот с чего он начинает путь летчика-истребителя… И всё за то, что совершил хороший поступок – спас самолет. Не выполнил приказ? Но ведь всё обошлось благополучно…
Погруженный в свои мысли, добрел до домика, где помещалась гауптвахта. Красноармеец у входа с подчеркнутой вежливостью открыл дверь. В небольшой комнате, у окна, на табуретке, сидел невысокого роста человек в майке и галифе. Летная гимнастерка с одним кубиком в петлицах висела на спинке стула.
Летчик быстро повернулся и внимательно посмотрел на вошедшего. У него были черные как смоль волосы и живые, озорные глаза.
«Настоящий цыган», – подумал Покрышев.
– Новичок, что ли? – спросил летчик и, не дожидаясь ответа, добавил: – Я сразу так решил, потому что ни разу тебя не видел. Давай знакомиться. Гальченко Леонид.
Он встал, подошел и подал руку:– За что на «губу» попал?
Выслушав, Гальченко сочувственно кивнул головой:– Командир наш строгий. Такие вещи не любит.
Вот меня сюда за высший пилотаж на земле посадил.– За что? – не понял Покрышев.
Гальченко усмехнулся:– На велосипеде катался. На одном колесе. Восьмерки крутил, на ходу соскакивал и прыгал. Быстроту реакции в себе развивал. Ну и упал. Руку ушиб, лицо поцарапал… Командир и дал десять суток, сказал: «За несохранение личного здоровья».
Летчики разговорились. У Гальченко оказался природный дар рассказчика. Он с увлечением и очень интересно рассказывал об авиации, парашютном спорте, о примечательных случаях из жизни летчиков-истребителей. Вечера, проведенные с Леонидом, стали для Петра своеобразными уроками, которые давал опытный учитель. Занятия и тренировочные полеты продолжались каждый день. Однажды вечером Покрышева встретил знакомый авиатехник.– Здорово, летчик! – Техник в знак приветствия поднял вверх руку. – Отлично ты тогда посадил машину. Наши ребята в восторге.
Покрышев не стал его разубеждать. Раз они не знают о наказании, пусть думают, что он действительно совершил мужественный поступок. Такое внимание ему льстило.
Техник быстро огляделся вокруг и, убедившись, что они одни, сказал:
– Ребята просили пригласить тебя. Завтра выход ной, и мы решили повеселиться. Кстати, и твой успех отметим. Придешь?
Покрышев подумал немного и согласился.– Вот и хорошо! – обрадовался парень.
Техник снимал небольшую комнатку на окраине городка. Односпальная железная кровать, застланная тоненьким рыжим одеялом, несколько табуреток вокруг фанерного стола, голые стены и листы газеты на окне вместо занавесок – все говорило о том, что здесь живет холостяк. На столе, покрытом газетой, уже стояли две бутылки водки, лежали нарезанный толстыми кусками черный хлеб, несколько луковиц и свежие огурцы.
Четверо парней – авиатехник и мотористы – радушно встретили Покрышева, гостеприимно усадили его за стол. Разлили водку.