Сын розовой медведицы

Чернов Виталий Михайлович

Но если бы ей сказали, что все это время на нее со звериным любопытством смотрело существо в образе человека, она пришла бы в ужас. Но это было так.

Он стоял на кромке обрыва, скрытый густыми ветвями кленовой поросли, сутулый, почти уродливый своей дикостью. Жесткая кожа, покрытая застарелыми рубцами и шрамами, казалась однотонно темной, под кожей не было ничего, кроме костей и мускулов.

Хуги с самого начала наблюдал за Диной. Она шла к водопаду понизу, он крался поверху, скрываясь в ветвях. Так крадется рысь за добычей, бесшумно прокладывая путь по деревьям. Ему ничего не стоило бы подойти и ближе, столь же бесшумно оказаться прямо перед глазами, но его

пугал страх, невольно вселяемый Светловолосой. Когда она стала снимать разноцветную одежду, взгляд его напрягся еще больше. Он не мог понять, как можно снимать с себя то, что должно было быть частью самого тела, а Светловолосая снимала и становилась все более незащищенной и все более похожей на него. В его устремленном взгляде мелькнуло что-то осмысленное, будто он понял, что оба они принадлежат одному началу, одному роду, что перед ним стоит существо, похожее на его мать. Светловолосая как бы разбудила давно уснувшего в нем человека.

Хуги не перестал быть самим собой, но его любопытство к людям с этого дня стало еще острее. И теперь уже почти ни один их шаг не был пропущен им. Он всегда находился поблизости, оставаясь невидимым, сопровождал их, когда они поднимались выше в горы, провожал их обратно туда, где у них стоял шалаш. Он не знал, что они охотятся за ним и что им нужен только он; они же не знали, что он почти всегда рядом.

Так прошла первая половина августа.

15

Кара-Мерген аккуратно каждое воскресенье приходил в горы. Он приносил продукты, оставался на день-другой в лагере и снова уходил в долину. Когда ему удавалось добыть архара, у его ученых друзей тоже был праздник. Мясо жарили большими кусками на вертелах, предварительно сдобрив медвежьим луком и диким укропом. Жаркое получалось сочным, вкусным, с мягкой пропаренной внутри розовой сердцевиной.

– Да оно же внутри сырое, - обычно уверяла Дина.

– Нет, не сырое, что ты, Дина-апа, - протестовал Кара-Мерген.
– Это самый ярар!

И Дина осторожно пробовала этот "ярар" и убеждалась, что мясо действительно прожарилось и очень вкусно.

Мясо архара, как и мясо всякого дикого животного, чуть красноватое, но оно нежно и вкусно. И вряд ли можно сравнить любое мясное блюдо, приготовленное в самых лучших ресторанах, с куском архарьего мяса, изжаренного над пылающими углями. А на аппетит здесь никто не жаловался. Высокогорный воздух, альпийская зелень, постоянные восхождения и спуски по горам делали свое: тело становилось крепким, а дух бодрым.

Научные дела продвигались тоже неплохо. О Хуги теперь знали многое. Уже не раз натыкались на следы, оставленные им на мягкой сыпучей осыпи или где-нибудь у родникового стока, где земля была разжиженной и хранила отпечатки. Найденные следы замеряли, срисовывали в натуральную величину, а однажды Скочинский, раздобыв глину, умудрился сделать слепок и затем хорошенько прокалил его на солнце. Даже непосвященный человек и тот сразу обнаружил бы, что стопа по слепку заметно отличается от стопы обычного человека. Она шире, расплющенней и гораздо больше, чем могла быть стопа хотя бы того же Ильберса.

Однажды Дина и Федор Борисович наткнулись на только что убитого ягненка косули. Он лежал у ручья и был еще теплый. Внимательно осмотрев место и ягненка, они убедились, что это жертва Хуги. На мокрой земле, возле водопоя, четко виднелись его следы. Над ключиком рос клен. Он был ветвист и густ. С него-то, очевидно, и прыгнул на ягненка Хуги.

– Вот разбойник!
– сказал Федор Борисович.
– Загубил такое милое существо. А мясо он, как видно, любит!

– Давайте сделаем засаду, - предложила

Дина.
– Он ведь должен прийти к добыче?

– По логике вещей так. Но я не уверен, что он сейчас откуда-то за нами не наблюдает.

Дина поежилась и огляделась:

– Ну что вы!

– Я даже вот к какой мысли пришел недавно. Он вообще все время держит нас на прицеле. Только поэтому нам никак не удается застать его врасплох.

– Неужели такое может быть?

– А почему нет? Надо будет хорошенько осмотреть кромку каменного уступа, под которым мы живем. Вот на обратном пути и осмотрим.

Часа два они просидели в засаде неподалеку от ягненка, но Хуги так и не появился. Зато прогнозы Федора Борисовича оправдались. Внимательно осматривая вершину каменного уступа над лагерем, они нашли несколько лежек в траве. Прошли дальше, к тому месту, где с высоты падал ручей. В глубокой расщелине, которую за многие годы пробила вода, обнаружили еще два наблюдательных пункта. Отсюда Хуги, надо было полагать, подсматривал за купающимися внизу людьми.

– Ну, что вы теперь скажете?
– спросил Федор Борисович.

По лицу Дины стала медленно разливаться краска неловкости.

– Вы что?
– засмеялся Федор Борисович.

– Да неужели он подсматривал, когда я... купалась!
– пробормотала она сконфуженно и окончательно расстроилась.

– Не исключено.
– Федор Борисович весело и на этот раз громко рассмеялся.

Вскоре им опять повезло. Впрочем, везение доставалось немалой ценой. В лагерь обычно они возвращались усталыми, выжатыми, как лимон. Порой даже не хотелось есть: так ныло и болело от усталости все тело.

– Нам бы его выносливость, - не раз, бывало, шутил Скочинский.

Перед этим у них в стане побывал Кара-Мерген. Он принес мяса, соли, рису и муки для лепешек. Напившись чаю, начал собираться в долину, говоря, что завтра снова отправится на охоту за архарами. Кара-Мерген ушел, а они легли отдыхать, уставшие и разбитые после очередной полдневной прогулки в горах. Но Кара-Мерген неожиданно через час вернулся.

– Дундулай-ага, я аю видел. Два большой аю и два аю кичкетай. Вот там в ореховом лесу. Я помню приказ, я стрелять не стал, но я так думал: ты сам пойдешь и посмотришь. Может, шибко интересно будет. Может, этот самый аю нашего Садыка учил, корм давал. Ему как папа-мама был...

Хоть все и валились с ног от усталости, но собрались мигом. Дину решили не брать. Федор Борисович прихватил винчестер, бельгийку на всякий случай оставили Дине.

Кара-Мерген вывел их к скальной россыпи, откуда ниже начинался ореховый лес. Но перед лесом и россыпью лежала огромная поляна. Вот на ней-то и видел Кара-Мерген медведей.

Лежа за камнем, Федор Борисович стал осматривать местность в бинокль. Во все глаза глядели и остальные. Но медведей нигде не было. Лежали час, второй и уже хотели спуститься ниже, к самому лесу, когда вдруг на поляну вразвалку вышел огромный космач. Он понюхал землю, воздух и неожиданно повалился на спину и стал кататься по траве, прихлопывая передними лапами себя по вздувшемуся животу.

– Ах, косолапый!
– бормотал Федор Борисович, еще точнее подстраивая по глазам фокус бинокля.

Сильная десятикратная оптика приблизила медведя. Можно было разглядеть даже клоки свалявшейся шерсти на его боках. "А старый, видать", - подумал Федор Борисович и передал бинокль Кара-Мергену.

– Попробуйте определить, сколько ему лет.

Кара-Мерген долго разглядывал медведя, цокал языком, не переставая восхищаться проказами косолапого. Потом зашептал Федору Борисовичу в ухо: