Сын убийцы миров
Шрифт:
Зато есть одна часть в моем теле, которая знает, как приблизить ко мне палец. Кажется, она называется мышцей. Специальной такой мышцей, имеющей даже свое собственное имя. Причем, красивое: «бицепс». Мышца эта находится на той же руке что и палец, но ближе, гораздо ближе. И выше по руке. Она тоже глупая и тоже понимает только одну команду: напрячься! Вернее две. Еще: расслабиться! Но мне сейчас надо дать первую команду. И я даю ее.
Результат получается не совсем такой как требовался.
Бицепс, кажется, выполнил команду.
Ну что ты будешь делать с этими глупцами?!
Что делать? Ответ очевиден: управлять правильно. Чтоб эти дурики делали не свои простые действия, а объединенные, сложные действия, которые и нужны мне, умной. А для этого необходима самая малость – комплексная команда. Которая дается не одной глупой мышце (хоть и с красивым названием «бицепс»), а сразу нескольким мышцам. И тогда они доставят мой указательный палец туда, куда я потребовала. А не куда каждая из них по глупости своей может его доставить!
Не легкая, однако, это задача – управлять правильно…
Хотя и странная. А как еще можно управлять? Левельно? Только «правильно»! Больше вариантов нет.
Или есть?
Есть, есть! Но какой-то этот вариант совсем странный. Оказывается, еще можно управлять как-то «неправильно».
Тут получается вовсе непонятно. Если «правильно», то откуда берется «не»? А если «неправильно», то как там, внутри этого слова оказалось «правильно»? Раз «неправильно», то ничего «правильного» вообще не должно там быть. Катахреза!
Что? – спросила я себя.
Катахреза! – гордо ответила я сама себе.
У меня раздвоение личности? – спросила я.
В ответ раздался целый хор голосов:
Личности?…
Наличности?…
Неприличности?…
Отличности?…
Безразличности?…
А в морду?
Спать…
Есть…
Пить…
Любить…
Лежать, лечь, ложись…
Радуйся, радуйся, радуйся!…
Я пыталась ухватить хоть один из этих голосов. Поговорить, выяснить откуда они взялись. Но они множились и множились. Кричали и спорили – каждый сам по себе. Пока не слились в неразличимый гул.
Вероятно, я по-прежнему стояла около открытого окна. Моя рука была прижата к груди, а глаза уставлены в одну точку. Но эта точка стремительно сокращалась, съеживалась. И вместе с ней съеживалась я сама.
Я исчезаю… – пронеслась холодная, прямо-таки ледяная мысль.
Это смерть? – из последних сил подумалось мне.
А какая разница? Как ни называй – тебя все равно не будет. Не станет. Нет.
Кажется, кто-то что-то говорил. Не внутри меня. И не Серега. Еще кто-то. Он приказывал. Он орал на Серегу.
А Серега не мог остановиться – все болтал и болтал. Что-то свое, что уже и смысла не имело, а было понятно только ему одному. А может и ему даже не понятно…
И тогда тот, третий,
Серега захлебнулся, смолк. Удивленно облизал окровавленную губу.
И заговорил снова. Но при этом опасливо поглядывая на того, третьего. И выполняя его приказы.
А приказы были следующие:
– Подхватывай ее! И держи за плечи! А я возьму за ноги. Понесли, быстро! Да не на кровать, ант ты дурной! В дверь!
Перед моим взором промелькнули стены комнаты, ее далекий, едва различимый в темноте потолок. Потом мы миновали дверную коробку, стало совсем темно.
– По лестнице, вниз! – командовал странный третий. – Теперь поворачивай направо… Не туда! Направо! От меня направо! В тронный зал!
«Тронный зал, тронный зал! – запели голоса внутри меня. – Короновать! Тебя будут короновать! Королева Елена Первая! Гип-гип – ура!»
Однако короновать меня в этот раз не стали. Почему-то.
Мимо темного тронного возвышения (эх, мимо!…) проволокли дальше. В какую-то небольшую дверцу в стене. И тут уж наступила совершеннейшая тьма.
Коридорчик, по которому меня волокли, окон не имел, воздух его был чуть суше, чем в тронном зале и даже прохладнее. А когда мы миновали еще несколько поворотов и пару раз хлопнули открываемыми-закрываемыми дверями, то наша процессия очутилась в каком-то совсем уж прохладном помещении. Где в тишине раздавалось лишь тихое журчание воды.
– Фу-у… – выдохнул третий и опустил мои ноги вниз. – Клади. Прямо на пол. Сейчас она сама очухается.
Серега торопливо положил. Молча. Странно, как давно это с ним? Молчит почему-то…
Пол был невероятной жесткости. И, к тому же, совершенно ледяной. Что еще за подземелье такое? Когда мы с Олегом гуляли по дому-дворцу, то ничего подобного не видели. Впрочем, мы и потайной дверцы за тронным возвышением не заметили. Не обратили внимания. Нам было не до того. Мы, видите ли, любовались. И восхищались. Нет, чтобы подумать о собственной безопасности.
Или думали? А как же – думали! Я даже переживала, что тут радиация повышена! А Олег доказал… Да, против гипотезы о радиации он нашел аргументы. А вот подумать своей стриженой головой над предупреждением матери не удосужился! А она прямо написала: эвакуирую людей! Значит, людям было от чего бежать? Даже если и не от радиации?…
– Да разве ж так можно?- возмущался некто третий, чиркая кресалом, и пытаясь высечь искру. – Что ж вы с собой делаете, дурачье? Анты вы безмозглые!
Искра выскочила, что-то запалилось, стало светлее.
Я села на полу, подтянув ноги. Хотелось немедленно подняться, но я боялась, что тут же свалюсь от слабости. Радовало одно – гул многочисленных голосов внутри стих. Да и желание вести дискуссии с собственными пальцами тоже исчезло.
Один голос, правда, остался. Он был хриплый, но зато мой собственный: