Сын убийцы миров
Шрифт:
Но допрос безгривенных был оставлен на потом. Матвей начал с Бориски.
Как только его ввели в хибарку, царов порученец почти профессиональным жестом сорвал с него рубаху и опрокинул на лавку. Тут же свистнула розга (или это был батог, столь любимый Борисом Лексеичем?), и крепкую спину парня переполосовала яркая красная линия.
Он вздрогнул, но промолчал.
Второй удар Матвея пришелся рядом с первым, третий лег рядом со вторым. Со спины на пол побежали тонкие кровавые дорожки.
На четвертом
– Вот и славно, – удовлетворенно заметил Матвей. – А теперича пускай дозреет.
Я решила, что на этом истязание прервется, но «дозреет» означало другое. Акинфович захватил в ладонь щедрую пригоршню соли из солонки на столе и тщательно присыпал ею кровавые рубцы.
Лицо поверженного лыцара перекосилось, стиснутые зубы заскрипели, из глаз неудержимо потекли ручейки слез.
Но Бориска пока еще держался.
А мне срочно захотелось на свежий воздух.
Едва я вышла, как раздался первый мучительный крик пытаемого. После чего свистнула розга и потекло хриплое, невнятное бормотание преступного лыцара.
Надо было мне выйти раньше. Вдруг Бориска держался только из-за меня, чтоб не упасть в глазах княгини? Мысль странная, но если так, то я своим присутствием продлила и усилила применяемые к нему методы… От этого предположения на душе стало еще гаже. При всем презрении к молодому высокомерному мерзавцу и убийце, я его мучений не желала…
На дворе смеркалось. Я присела на скамеечку.
– Княгиня… – тихонько позвал меня испуганный голос Степаниды.
– Да? – не оборачиваясь спросила я.
– Что с нами будет, княгиня?
– Это решать царову порученцу, – дернула я плечиком. – Вы пошли против государевой воли, которая предписывала помогать нам…
– Но мы ж ничего… Мы ж в потайке сидели… – забормотала Степанида, подпуская в голос слезу. – Мы-то безгривенные! Мы даже выйти отсюда не можем!…
– Вы, безгривенные. Но вы не могли не знать, какая ловушка нам готовится, – устало констатировала я. – Муж твой с Бориской мастерили ее прямо на ваших глазах. Вон та ловушка -даже отсюда видна. Вы знали, что мы в нее попадем. И не сказали ни слова…
– Но нас же обманули! – горячо возразила Степанида. – Княгиня, это все подлый Борис Лексеич! Это он обманно уверил нас, что придут демоны в княжеском обличье! Что они, демоны те – и против Бога, и против царовой воли! Что их поймать надо и пыта… Ну, то есть поспрошать надо: кто таковы, зачем, почему… А мы – откуда ж нам было знать, что вы мирные и добрые люди?…
– А теперь откуда вы это знаете? – возразила я. – Может, мы демоны и есть?
– Нет! – взволнованно возразила она. – Какие ж вы демоны! Вы настоящие! Вы – всемилостивейшие князь с княгиней!…
– Ага, – согласилась я тоскливо. – Пока мы с вами мирно здоровались, никакого вреда вам не причиняли – мы были для вас демонами. А как
– Ы-ы-ы! – сипло завыл Борис в хатке. – Ы-ыть! – и захлебнулся в крике.
Голос Матвея что-то строго, но неразборчиво переспросил, и Борис в ответ забормотал, заговорил торопливо.
Не знаю уж что они в этот момент обсуждали, но на мою собеседницу их диалог произвел впечатление.
– Не надо на огне! – зарыдала Степанида. – Я все скажу! Только не надо!… Это Серафим, это он демон! Демон и есть! И меня запутал, засмущал! А сам ходит туда и ходит, демонство свое тешит! Я скажу! Княгиня, смилуйтесь!
– Да? – задумчиво спросила я. – Все ли скажешь? Или что утаишь?
– Все! Вот вам крест святой! Как на духу! И место покажу, куда он под воду спускается! Я видела! Он думал – я не знаю, а я, как только Серафим собирался уходить по делам своим демонским, я сразу – шасть! – и на крышу! На самый конек! А оттуда все видно!
– Значит, на самом деле, демон – Серафим? – уточнила я.
Уже почти стемнело, над морским горизонтом в полоске чистого неба начали зажигаться звезды. Первые ночные звезды, которые я видела в этом мире.
Лицо Степаниды растворилось среди чернильной темноты, остался один голос, который торопливо выкладывал информацию:
– Демон! Сущий демон! То и дело таскался в пучину морскую! Как к себе домой! Уйдет, бывало, и по целому дню нету его! Да что по дню – он и неделями там пропадал!…
Я со вздохом поднялась со скамеечки, шагнула к двери избушки, приоткрыла ее.
При свете трех факелов, Матвей с видом заправского хирурга склонился над лавкой. По обилию черной крови она могла поспорить с любым хирургическим столом.
Тело, привязанное к лавке, было уже полностью голым и Матвей сосредоточенно ковырялся в нем. Гаврила, Клементий наблюдали за его манипуляциями с жадным любопытством если не с восхищением. Аркадий Викторович, как наказанный, сидел в углу на корточках, спиной к присутствующим и усердно закрывал лицо руками, пытаясь одновременно прикрыть ими же и уши. Эта поза мне была очень знакома – я сама приняла бы такую с удовольствием. Но я твердо знала, что с этим искушением надо бороться – и боролась изо всех сил…
Олег лица не закрывал, на дознание смотрел не отрываясь, но бледность его была заметна даже при неровном свете факелов.
Я тронула его за локоть:
– Выйдем.
Он сначала не понял. Поднял на меня круглые, ничего не видящие, глаза. Потом взгляд принял осмысленное выражение:
– Ты, Елена?
– Выйдем, – повторила я.
– Да, да! – торопливо откликнулся Олег. В его голосе чувствовалась благодарность. Я дала ему повод покинуть помещение, не роняя княжеского достоинства.