Сын убийцы миров
Шрифт:
Но черная рука мелькнула над ним второй раз и нанесла дополнительный удар в плечо. Злодей, выронил лук, опять попытался ухватиться за воздух, но это не имело никакого смысла – он уже летел вниз, в нашу компанию.
– Ах ты падаль! – заорал Гаврила, набрасываясь на упавшее тело и молотя его кулаками. – Пес смердящий! Тварь антихристова!
Он явно не был знаком со Всемирной декларацией защиты пленных от насилия.
Матвей же, выскочивший из-за щита тележки, не стал тратить время на эту бесполезную демонстрацию чувств – ведь скафандр, покрывавший нашего лучника, наверняка амортизировал
Судя по комплекции и по росту лучником был как раз Бориска.
Сверху в пролом сунулась, было, вторая черная голова, разглядывая происходящее внизу. Но черная рука-мстительница не дремала. Она отвесила той голове хорошую затрещину – чтоб не подглядывала. Не совсем удачную. Потому что второй злодей хоть и свалился с ног, но упал не к нам, не в яму, а на край расщелины. После чего шустро отполз за пределы видимости.
– Эх, ногой надо было его!… – пробормотал Олег расстроено.
Но и этот, не до конца действенный, удар принес свои результаты: любые нападения и бросание камней сверху прекратились. Видимо, Серафим (или кто там еще) просто не рисковал приближаться к провалу расщелины.
– Э-э… Что это было?… – раздался панический возглас Аркадия Викторовича.
Он, бедняга, забился в угол между двумя выступающими валунами и, судя по хаотическим подергиваниям конечностей, не прочь был вжаться в спасительную щель еще глубже.
– Предательство, – зло ответил Матвей. – Измена.
– А кого предали? – испуганно поинтересовался Аркадий Викторович из своего укрытия.
– Да нас же и предали! Твари поганые! – разъяснил Гаврила. – Собака Серафим и Бориска-смерд!
– А я у них еще помощи просить собирался, – удрученно вздохнул Клементий. – У псов этих злокозненных… И ведь как хитро все устроили! Сначала нас сюда, в яму, потом добить сверху камнями и стрелами, а уж после забросали бы яму, засыпали – и никто нас не отыскал бы тут…
– Но зачем это все?… – ошеломленно спросил Аркадий Викторович. – Что мы им сделали? За что они с нами так?
– А вот это мы теперь и узнаем, – сообщил Матвей. – Как выберемся из ловушки, так сразу дознание и учиним. По всей форме.
– Но я видела кровь… – прошептала я.
Меня услышали. И обернулись все разом.
– Ты ранена?
– встревожено задал вопрос Олег.
– Я – нет… Но когда ударила стрела… Когда Матвей спрятался за тележку…
Ну что я такая бестолковая? Куда делись все слова, когда они как раз нужны?
Пришлось подниматься, ползти, проталкиваясь в узкой щели, а потом тыкать пальцем в тележку с застрявшей стрелой. Тыкать беззвучно, бессмысленно. Потому что осмысленным назвать мое мычание было нельзя. Слова окончательно покинули мой бедный разум при виде окровавленного трупа Семена.
Нет, не трупа! Хотя из семеновой шеи и торчало оперение стрелы, проткнувшей его насквозь, но спир Семена все еще ползал по нему, суетливо подлизывая какие-то крохи, какие-то капельки,
– Ах ты, бестия… – изумился Матвей. – Да это же я должен был его телом своим закрывать! Ведь так же мне снилось! А, получается, он меня от стрелы закрыл, на себя удар принял…
– Вот и верь снам после этого, – философски заметил Клементий.
Все столпились вокруг тележки с пришпиленным к ней Семеном.
– Может попробовать вытянуть стрелу-то? – неуверенно предложил Гаврила. – А вдруг он еще очухается?
– Да, он жив… – начала я, тыча в спира, и собираясь рассказать о том что семенова душа еще не покинула бренного тела.
Но рассказать не успела. Смерть опередила меня. Семен так и не вырвавшийся из цепких лап кручени карачунной, вдруг завозился, не открывая глаз, не приходя в себя, заскреб пальцами по тележным доскам… Да и обмяк… Голова его чуть повернулась, как бы повисая на вешалке стрелы, рот приоткрылся. И истошный визг заставил меня вздрогнуть.
Взвизгнул не Семен – он был уже мертв. Заверещал спир, в первобытном ужасе и горе отпрыгивая от человеческого тела, вдруг переставшего быть для него и хозяином, и кормильцем. И это означало уже безвозвратную смерть. Для Семена все окончилось.
Спир, отскочивший в дальний угол, скрутился на камнях бессильным клубком дымных струй. Еще толстых, сытых, но вялых, неповоротливых. Он не делал попыток перебраться на кого-нибудь из нас, он не прыгал, не скакал – он просто лежал. Будто в безнадежной тоске… Впрочем, кто может знать чувства спиров?
Выбрались мы из ловушки не сразу. Сначала вылезли мужчины и, предводительствуемые князем, отправились в изменническую потайку. Что они там делали, какие методы устрашения применяли – не знаю. Но вернулись с веревками и лестницей.
По лестнице выбралась я, а за мной и понурый лучник. Им, как и ожидалось, оказался Бориска.
После веревками подняли тележки. В том числе и ту, окровавленную, с трупом Семена.
Как сообщил мне Олег, хозяин потайки, лыцар Серафим пока что отыскан не был. Но Матвею не терпелось начать следственные мероприятия пока не стемнело, и мы бодрым маршем вернулись в потайку.
Там моим глазам предстала интересная картинка, мило иллюстрирующая методы ведения следствия при царовом дворе. Ведь Матвей действовал именно по высоким государевым правилам!
Все население потайки, включая худощавую супермодель Степаниду, стояло на коленях вокруг местной яблони, лицом к ее стволу. На рожах мужиков, несмотря на обильную растительность, отчетливо проступали кровоподтеки. Не слишком значительные – вряд ли безгривенные так уж сопротивлялись разъяренной команде лыцаров во главе с самим князем!
Поднятые руки коленопреклоненных были привязаны вверху таким образом, что опустить их не было никакой возможности. Концы веревок были очень коротки – наверняка с умыслом! – и прочно крепились на стволе. С этой унизительной позы и начинался дознавательный процесс. Думаю, после нескольких часов подобного стояния, любой язык развязывался довольно легко.