Сын земли чужой: Пленённый чужой страной, Большая игра
Шрифт:
— Здравствуйте, Джек, — деловито поздоровался он со мной.
Я сдержанно поздоровался: мне хотелось сразу дать ему понять, что я начеку; но адмирала это ничуть не смутило.
— Я вас долго не задержу, — произнес он с присущим ему высокомерием. — Знаю: все, что я вам скажу, вы дословно передадите Руперту.
— А почему бы вам самому не передать это Руперту? — предложил я. — Вы, наверно, знаете, где он находится.
— Для этого пришлось бы доставить его сюда силой.
— А почему бы вам не применить силу?
Мой
— Я узнал от Бонни, — продолжал он, — что Руперт договорился с китайцами о выплате фирме пяти миллионов фунтов, а затем отказался от этих денег. Вам это известно?
— Известно.
— Тогда вы должны знать и то, что он продает Фредди свои акции Ройсов.
— Да.
— Я хочу этому помешать, если сумею, — заявил адмирал все тем же деловым тоном. — Вы, наверно, не знаете, что в уставе фирмы есть такой параграф: если кто-нибудь из членов семьи нанесет ущерб интересам компании Ройсов, его акции могут быть отобраны правлением без всякой компенсации. Все, что для этого требуется, это согласие правления и подписи председателя и одного из директоров.
Я промолчал, не желая выкладывать адмиралу, что я знаю и чего не знаю, но даже молчание меня выдало.
— Значит, вы это знали?
— Конечно. Это известно всей семье.
— Послушайте, Джек, глупо говорить со мной таким тоном, — неожиданно сказал адмирал, давая всем видом почувствовать, что ему надоели и я и мои жалкие потуги выказать неприязнь. — Хорошее воспитание имеет свою положительную сторону: оно отучает от мальчишеского желания выразить собеседнику свое отвращение, каковы бы ни были обстоятельства и кем бы ни был ваш собеседник.
— В таком случае считайте, что я плохо воспитан, — грубо ответил я.
— Да сядьте вы, наконец, — приказал он устало. — Все, чего я хочу, это помешать Руперту получить эти деньги. Объясните ему, что, если он не раздумает продавать свои акции, я завтра же расскажу Рандольфу, как он подарил пять миллионов.
— Завтра? Вы не даете ему времени подумать.
— А я и не собираюсь давать ему думать.
— Но какое это имеет к вам отношение? — спросил я. — Эти акции его собственность.
— Я просто не хочу, чтобы Руперт получил деньги, я знаю, как он намерен ими распорядиться.
— Но он все равно может распоряжаться своими деньгами, даже если оставит их у Ройсов.
— Нет. Он сможет распоряжаться только доходами с капитала, а не самим капиталом. Я не хочу, чтобы Руперт использовал эти деньги так, как он хочет. Я говорю с вами достаточно откровенно и прошу передать это Руперту с такой же откровенностью.
— Я даже не знаю, где он сейчас.
— Он вернулся домой, — сообщил Лилл.
— Значит, он уже продал Фредди свои акции?
— Нет, не продал. Пока еще не продал.
— Неужели вы полагаете, что я могу его переубедить? — повторил я то, что говорил
— Нет, этого я не думаю. Но после того, что случилось, он, быть может, прислушается к голосу рассудка.
— Сомневаюсь, — покачал я головой. — Вы недооцениваете силу его убеждений.
— Если он меня не послушается, я сообщу Рандольфу о деньгах, отданных китайцам; тогда Руперт почти наверняка не получит ничего. Я этого не хочу, Джек. Я вовсе этого не хочу. Объясните ему, какой у него выбор, и скажите, что я прошу его не продавать акций. Вот и все. Ничего большего от него не требуется, и, в конце концов, это не так уж много.
Я ненавидел адмирала, но в глубине душе считал, что Руперту придется принять его предложение. Признание и уход Джо, наверно, нанесли ему такой удар, что он может пойти на компромисс хотя бы ради нее, если не ради себя. Это было возможно, скорее даже вероятно, если только он не ослеплен ненавистью к Джо.
— Ладно, — уступил я. — Я ему передам.
— Он должен дать мне ответ сегодня же вечером, — потребовал адмирал.
— Ладно, ладно, — повторил я. — Но все, что случилось с Рупертом, дело ваших рук.
Я ожидал резкого ответа, но адмирал, посмотрев мне в глаза, сказал:
— Может быть, Джек. Но, зная об отношениях Руперта с моим учреждением, что бы вы сделали на моем месте?
— Я бы все равно ему доверял.
— Я доверял ему, сколько было возможно.
— Мало, — возразил я. — Вы загнали его в угол.
Лилл стоял у холодного камина, стройный, подтянутый.
— Видно, вы недостаточно хорошо знаете Руперта, — произнес он. — Руперт человек на редкость решительный и целеустремленный. Если он что-нибудь вобьет себе в голову, его не остановишь.
— Знаю. Но в наши дни люди не любят, когда им навязывают свои взгляды.
— Так что же я, по-вашему, должен был делать? Смотреть сквозь пальцы, как он переходит на сторону врага? Может быть, я и делал ошибки, но я вынужден пользоваться теми средствами, которые у меня есть. На моей стороне не было умной идейной женщины. А наше общество теперь не может похвастаться высокими идеалами. Откровенно говоря, все преимущества были у противника, тогда как наши идеи и наша правда стали слишком традиционными, привычными, чтобы о них помнить в пылу битвы. Руперт о них и забыл, поэтому стал нам опасен.
Все это звучало убедительно, и я понял, что Лилл со своей точки зрения прав. Если Руперт поверил в идеалы противника, он будет стоять за них до конца — тогда у Лилла есть основания его опасаться.
Но так как решение Руперта затрагивало интересы Джо, адмирал ловко спекулировал ее именем, утверждая, что ищет компромисса ради нее, и только ради нее.
Шансы Руперта были равны нулю, и, когда я сказал ему, чего требует Лилл за молчание насчет пяти миллионов, он понял это и сам.