Сыночкина игрушка
Шрифт:
Руководила поисковой партией Наташа – бойкая девушка-бухгалтер из Липецка. Именно её усилиями слились в один более или менее организованный коллектив три группы добровольцев: наиболее сердобольные грачёвцы, студенты из липецкого турклуба, на страничке которого зачем-то отписался Артём, и, собственно, волонтёры из поисковой организации. К тому моменту, когда недалеко от леса развернули полноценный лагерь, первые «лисы» – отряды в два-три человека – уже возвращались из «ходок». Они не прочёсывали бор по старинке, широкой цепью. Каждая «лиса», экипированная рацией, осматривала определённый квадрат, расположение которого определялось вместе с местными охотниками как наиболее вероятное место,
Сперва Света подумала, что ей тоже предстоит отправиться в лес, но координатор её успокоила.
– Вы нужны не здесь, Светлана. Будьте дома. Ждите. Мы сами всё сделаем.
Наташе ещё очень хотелось добавить, что, отправь она Свету в лес, добьётся только появления нового «потеряшки», но она сумела прикусить язык.
– Вот если бы папа Кати мог приехать – ему бы мы занятие придумали.
– Папа Кати… – начала Света и осеклась.
Наташа коротко кивнула, не расспрашивая дальше. Во-первых, она и так всё понимала. Во-вторых, до таких личных драм ей дела не было.
– Значит, будьте дома. Ваш телефон у нас есть, мы с вами сразу свяжемся.
Поглядев в спину женщины, грустно бредущей к машине Валентина Георгиевича, волонтёр грустно покачала головой. Порой ей казалось, что многие просто не представляют, как жесток и коварен может быть даже редкий подмосковный лесок, не говоря уж о таком исполине, как Казачий лес.
Коротко рыкнул, заводясь, движок старенького автомобиля. Света отправлялась домой. Ждать и надеяться. Вздохнув, Наташа потянулась за рацией. Пришло время проверить, как идут поиски у находящихся в бору ребят.
24.
Ключ щёлкнул в замке, и Катя проснулась с громким воплем ужаса и отчаяния. В книгах она часто читала, что сон лечит, позволяя сбежать из ужасной реальности в мир грёз. Но на самом деле всё оказалось не так. В ту ночь она заснула с огромным трудом, и это не принесло ей облегчения. Её мучали омерзительно яркие и реалистичные кошмары, в которых она снова и снова оказывалась в лесу. На шершавых стволах деревьев внезапно появлялись строгие уродливые лица, а ветки превращались в лапы, тянущиеся в её сторону. Разевая перекошенные рты в беззвучных криках, эти существа дрожали и старались ухватить Катю за волосы и одежду. И она, давясь слезами и воплями, бежала сквозь строй чудовищ, потому что прямо по её следу мчался куда более страшный монстр. Грузный мужчина в заляпанных землёй брюках, застиранной тенниске и тяжеленных рабочих ботинках. На его лице цвели трупные пятна, мёртвые глаза волчками кружились в глазницах, а от смрадного дыхания волнами накатывала тошнота. Он неизменно догонял девушку, но, в отличие от реальности, не принимался её душить. Опрокинув Катю на спину, монстр наваливался на неё всем телом и вонзал гнилые, но по-звериному длинные и острые зубы в её живот…
И Катя просыпалась. Боль в растерзанном животе превращалась в резь от переполненного мочевого пузыря, смрадное дыхание преследователя – в вонь из чаши Генуя. На миг настолько краткий, что его не хватало времени даже толком осознать, девушка чувствовала облегчение, но затем на неё наваливалось понимание того, в какой ситуации она очутилась. Тогда она принималась рыдать и дёргать цепь, вопить, проклиная своего мучителя и сразу же – умолять отпустить её. Это продолжалось до тех пор, пока она не ослабевала от усталости и не проваливалась снова в быстрый мучительный сон.
И вот теперь, когда кто-то отпер массивную дверь снаружи, сон и явь слились воедино, превращаясь
Стоя у двери, похититель и его сын дожидались, пока пройдёт истерика. Пашка постоянно порывался подойти поближе к свой новой игрушке и будущей жене, но всякий раз останавливал себя, боязливо оглядываясь на отца. О вчерашнем уроке послушания до сих пор напоминали разбитые губы и распухшая от пинков задница. Андрей Семёнович же никуда не торопился. Он плотно прикрыл за собой дверь, чтобы звуки не долетели до улицы, вывалил в одну из мисок разбавленное прокисшим бульоном пюре. Только тут он вспомнил, что забыл принести с собой воды, но подумал, что пленница получит достаточно влаги и так. Не бежать же в дом за бутылкой. Поморщившись от едкого запаха и больно бивших по барабанным перепонкам воплей, он достал из кармана пачку папирос и, вытряхнув одну, закурил. Запах крепкого табака немного заглушил вонь дерьма и разложения. Правда, похмельная головная боль, снова усилившаяся от шума, уходить не спешила.
В обычной ситуации мужчина уже перебил бы девчонке дыхание парой мощных пинков в живот. А может, и на этом не остановился бы, обработав ещё и лицо. Орать, когда тебе в глотку течёт кровь из разбитых губ и сломанного носа, совсем не просто. Но эта уже была торжественно обещана сыну, так что приходилось терпеть.
Папироса успела дотлеть до конца и обжечь Андрею Семёновичу пальцы, когда Катя, наконец, замолчала. Тяжело, с хрипами, дыша, она упала спиной на койку и обмякла, направив расфокусированный взгляд в потолок. Вот теперь можно было действовать. Метко закинув окурок в унитаз, мужчина приказал своему сыну оставаться на месте и приблизился к узнице. Девушка никак не реагировала. Она, похоже, утратила связь с окружающим миром, но это не проблемы не представляло. Парой хлёстких ударов по щекам Андрей Семёнович вернул её к реальности. Катины зрачки расширились, а рот широко распахнулся, готовясь произвести на свет новую порцию истерических воплей, так что маньяк быстро накрыл его широкой грубой ладонью.
– Ещё раз заорёшь – отрежу на хрен язык, пожарю с луком и заставлю сожрать. Ясно?
Катя отчаянно закивала головой. Готовый вырваться крик застрял в глотке и вышел наружу, переродившись в комариный писк. Андрей Семёнович заглянул в Катины глаза, полные ужаса, и почувствовал вожделение. Девушка представлялась ему беспомощной, словно котёнок. Или доверчивая собачка…
Торопливо отдёрнув руку, мужчина отошёл к противоположной стене и нервным движением вытер ладонь о штанину. Этого ещё не хватало. Чтобы немного успокоиться, он закурил ещё одну папиросу и начал говорить, лишь сделав первую затяжку.
– Тебя ссать припёрло уже, а? Потерпи, я после разговора цепь сниму.
Катя даже не поняла, что вопрос адресован ей. Она продолжала лежать, молча двигая нижней челюстью, словно пыталась раскусить что-то невидимое, и тараща испуганные глаза. Первым делом Андрею Семёновичу захотелось влепить ей ещё одну звонкую пощёчину, но он сдержался. Неожиданное желание, мгновение назад захлестнувшее его, ещё не до конца растворилось в вонючем воздухе камеры. Поэтому он ограничился грубым окриком:
– Я с кем по-твоему разговариваю?!
Девушка вздрогнула. Она сразу узнала своего преследователя: его грязную, почти что до дыр заношенную одежду и неживые глаза, так напугавшие её в лесу. Но это было не всё. Расплывчатое пятно, во время погони заменявшее мужчине лицо, наконец, обрело чёткость. Словно фотоаппарат смог сфокусироваться на чертах этого человека. По-бабьи мягкий подбородок, губастый рот, нос картошкой… Она чувствовала что-то, отдалённо похожее на узнавание.
– Я же вас знаю… – едва слышно прошептала Катя. – Вы же… Вы…