Сыновья Беки
Шрифт:
Хасан вдруг увидел еще человека. Он стоял во весь рост, держась за кусты, и смотрел на них.
– Э! Так ведь это ж Илез! – вырвалось у Хасана, и он торопливо пошел к человеку.
Тот, как подрубленное дерево, повалился набок. Услышав голоса людей, он, оказывается, схватился за ветку терна и из последних сил поднялся на ноги.
– Как хорошо, что вы пришли, – сказал он подошедшему Хасану. – Увезете нас, похороните…
– А где остальные? – перебил его Ислам.
Вопросы надо было задавать быстрее, он умирал…
– Найдете… Не оставляйте здесь…
– Кто вас? – спросил Хасан.
– На конях… оттуда… – Он махнул рукой в сторону дороги и замолк навсегда.
В кустах они нашли еще двоих. Уложили всех четверых рядом, прикрыли их травой – а то станут добычей птиц, и, пометив место, чтобы можно было найти к нему путь днем и ночью, друзья торопливо двинулись дальше. У дороги, споткнувшись о что-то, Хасан остановился. Посмотрел под ноги, и застыл на месте: в траве лежала голова Ювси. Лицо было рассечено саблей, недалеко находилось и обезображенное тело.
Уже темнело, когда они по опушке леса приблизились к станице.
Зловеще безлюдной казалась станица, которую ночь окутала черной сажей, зловеще безлюдной была и лента дороги, извивавшейся змеей уходящая куда-то далеко за холм.
Едва Хасан перешел эту дорогу и ступил на мягкую траву, как услышал цокот копыт множества лошадей. Он остановился и прислушался: это снизу, из-за холма. Наверняка казаки.
– Совсем хорошо!.. – пробурчал Хасан. – Слышите топот?
– Надо скорее уходить! – сказал Ислам.
Все четверо подались в сторону.
– А может, дадим бой? – предложил Хасан, остановившись.
Остановился и Мухи.
– Ничего у нас не выйдет! – отрезал Ислам. – Их много. Не слышите разве по топоту? Пошли! Надо торопиться! Скорее с глаз долой!
Но укрыться они так и не успели. Выскочившие из-за холма всадники заметили их. Это казаки с Терека спешили на помощь магомед-юртовцам. Около сотни их было.
Только сумасшедший мог вступить в бой с этаким войском, и они побежали, стараясь уйти как можно дальше от дороги. Может, и успели бы уйти, если бы сзади вдруг не раздались выстрелы. Хасан остановился. Не уходить же спиной от врага, как последние трусы!..
– Ложись! – крикнул Ислам, опускаясь на колени и направляя дуло винтовки в сторону дороги.
Завязалась перестрелка, четверо против сотни.
– Ах, гяуры! – приговаривал распаленный Хасан, – Не один из вас останется лежать здесь навеки…
Всадники неожиданно подались к опушке – решили, видно, что их много, подумали, может, что главная сила в кустах маскируется.
– Вернись! – крикнул Хасан, увидев вырвавшегося вперед Мухи. – Отступай с боем!
Сам Хасан смерти не боялся. Ему только не хотелось, чтобы она настигла его в спину.
– Пригибайтесь, друзья, пригибайтесь! – кричал Ислам. – Тогда нас не будет видно.
Было уже достаточно темно, и это спасало их. Потому пока и держались против такой немалой силы.
До Хасана вдруг донесся стон. Он повернулся и увидел, что, прикрыв лицо рукой, падает Мухи. Хасан подбежал к нему. Побежал было и ногаец, да Ислам вернул его.
– Ты понимаешь, что произойдет, если мы все трое станем плясать вокруг него? – сказал он.
Мухи лежал на спине. Окровавленной рукой он прикрывал разорванную пулей щеку. Глядя на него, Хасан не заметил, что всадники уже совсем близко. Они, видно, наконец поняли, что перед ними всего несколько человек.
Окрик Ислама вывел Хасана из оцепенения.
– Отходите к лесу! – крикнул Ислам. Пригибаясь, он побежал назад, к дороге. – К лесу! Они не выпустят нас! Окружат!..
Больше Хасан не слышал Ислама. От удара в плечо он вдруг медленно опустился на колени. Сначала ему показалось, что плечо чем-то опалило, и
9
С наступлением полной темноты, когда уже ни зги не было видно, и на склонах и в долине воцарилась суровая тишина. И ночь была мрачная и суровая. Звезд, казалось, совсем не осталось, словно за день их посбивали выстрелами, а тусклая луна походила на долго не чищенный медный таз.
Люди принялись за намаз. Затем перекусили, чем могли. Еды было много – из трех сел навезли полные арбы. Но ничего не лезло в рот. Каждый второй переживал какую-нибудь утрату близкого человека, а обстоятельства складывались так, что даже традиционный траурный обычай нельзя соблюсти, хотя на душе у многих, хочешь не хочешь, был траур. Даже Торко-Хаджи, призывающий всех отложить до времени тязет, тоже ходил понурый: шутка ли – сына ранили. А скольких сразила смерть? Да и выживет ли Зяуддин? Душа старика так и рвалась домой, узнать, что там, но людей не бросишь, а отступать нельзя: враг только того и ждет, тотчас бросится вслед и нападет на их села. Особенно беспокоят Торко-Хаджи женщины и дети. Не дай бог, бой докатится до села!
Воспользовавшись ночной передышкой, Торко-Хаджи собрал командиров сотен и всех тех, кто раньше участвовал в войнах и был поопытнее других. Пригласил он и почтенных стариков из трех селений.
Собравшиеся стали советоваться. Торко-Хаджи внимательно выслушал людей. Мнения были разные. Одни утверждали, что надо стоять на прежних позициях, не отходя ни на шаг, до тех пор, пока войско белоказаков не уйдет назад. Другие считали, что все равно многие гибнут, так не лучше ли сесть на коней и ринуться на врага. Убеждали, что под натиском внезапного нападения бичераховцы разбегутся. Кроме того, говорили они, горцам непривычно лежа вести бой. Все поколения вайнахов воевали на конях.
Были и такие, кто не поддерживал ни первых, ни вторых и уговаривал отступить и посмотреть, что будет делать враг. Эти были уверены, что враг достаточно познал их силу и не решится напасть на ингушские села, а если, мол, через Алханчуртскую долину он пойдет на Владикавказ, то пусть себе идет, это уже не наше дело. Если, пойдет в Сунженские станицы, тоже пусть идет. И Сунженские и терские – все казаки. Пусть дерутся, пока не перебьют друг друга.
Выслушав всех, заговорил Торко-Хаджи.
– Если мы, как стадо коров во время водопоя, ринемся очертя голову вперед, погибнет каждый второй из нас. На коне не пойдешь на пулемет. Кроме того, еще не известно, не ударят ли нам вслед магомед-юртовцы. Тогда мы и вовсе окажемся в ловушке. Нельзя нам и отступать, – сказал он, сердито сверкнув глазами. – Мы пришли сюда, чтобы любой ценой перекрыть врагу дорогу! Тут некоторые утверждают: пусть, мол, враг идет, лишь бы не тронул наши села. Это подлость: пропустить через свою землю тех, кто идет душить советскую власть. Вайнахи такого не допустят! Не позволит нам этого не только совесть. Павшие в бою наши близкие не позволят, не простят. Я уверен, что таких, кто готов отступить, единицы. Пусть эти единицы и уходят, пока не поздно. – Верно! Правильно говоришь! – раздалось со всех сторон. – Пусть они убираются!