Сыновья и любовники
Шрифт:
Он весь побелел, глаза стали бешеные.
— Зачем ты старая? — сказал он вне себя от собственного бессилия. — Почему ты не можешь ходить? Почему не можешь всюду со мной бывать?
— Прежде я могла бы взбежать на этот холм получше тебя, — ответила она.
— А мне-то от этого что? — крикнул Пол, ударив кулаком по ограде. Потом сник, сказал печально: — Очень дурно с твоей стороны, что ты больна. Малышка, это…
— Больна! — воскликнула мать. — Просто я уже не молода, и ты должен с этим мириться, вот и все.
Они притихли. Но обоим стало безмерно
— С кем же она живет?
— Со своей матерью, на Блюбелл-хилл.
— И им есть на что жить?
— Не думаю. По-моему, они плетут кружева.
— И в чем ее очарованье, мой мальчик?
— Мне не кажется, что она очаровательна, мама. Но она милая. И знаешь, мне кажется, она искренняя… и никакой таинственности, никакой.
— Но она много старше тебя.
— Ей тридцать, а мне двадцать третий год.
— Ты не сказал, чем она тебя привлекает.
— Потому что я и сам не знаю… какая-то она непокорная… бунтующая, что ли.
Миссис Морел задумалась. Она рада была бы, если бы сын влюбился в какую-нибудь женщину, которая… которая… она сама не знала, в какую. Но он так был тревожен, впадал вдруг в такую ярость, а потом опять его охватывало уныние. Ей хотелось, чтоб он познакомился с какой-нибудь милой женщиной… Не знала она, чего же ей хочется, и не стала разбираться. Во всяком случае, мысль о Кларе не вызывала у нее враждебности.
Энни тоже собралась замуж. Леонард уехал работать в Бирмингем. Однажды, когда он приехал на субботу и воскресенье, миссис Морел ему сказала:
— Ты неважно выглядишь, дружок.
— Не знаю я, — сказал он. — Да я неплохо себя чувствую, ма, ничего такого.
Он по-мальчишески уже называл ее «ма».
— А комнату ты снимаешь хорошую, это правда? — спросила она.
— Да… да. Чудно только, что самому надо наливать себе чай… и некому ворчать, если перельешь, а потом прихлебываешь из блюдца. Вроде уж и вкуса не чувствуешь.
Миссис Морел рассмеялась.
— Значит, ты от этого устал? — сказала она.
— Сам не знаю я. Жениться я хочу, — выпалил он, сплетая и расплетая пальцы и потупясь. Стало тихо.
— Но ведь ты говорил, ты подождешь еще годок, — воскликнула миссис Морел.
— Ну, говорил, — упрямо ответил он.
Опять миссис Морел задумалась.
— И знаешь, — сказала она, — похоже, Энни транжира. Она скопила всего одиннадцать фунтов. И тебе, дружок, как я понимаю, тоже не много удалось отложить.
Он покраснел до ушей.
— У меня тридцать четыре соверена, — сказал он.
— Ненадолго этого хватит, — возразила миссис Морел.
Он ничего не ответил, только все сплетал и расплетал пальцы.
— И ты ведь знаешь, — сказала она, — у меня нет ничего…
— Мне не надо, ма! — вскричал он с упреком, с болью, густо покраснев.
— Конечно, дружок, я знаю. Я была бы очень рада, будь у меня деньги. Теперь вычти из своих пять фунтов на свадьбу и прочее… остается двадцать девять фунтов.
Он все сплетал и расплетал пальцы, беспомощный, упрямый, не поднимая глаз.
— Но ты всерьез хочешь жениться? — спросила она. — Ты чувствуешь, что тебе это необходимо?
Он посмотрел голубыми глазами ей прямо в глаза.
— Да, — ответил он.
— Тогда мы должны всеми силами тебе помочь, дружок, — сказала она.
Когда он снова поднял голову, в глазах его стояли слезы.
— Не хочу я, чтоб Энни трудно пришлось, — с усилием произнес он.
— Дружок мой, — сказала миссис Морел, — ты человек надежный… у тебя приличная работа. Если б я почувствовала, что и впрямь нужна мужчине, я бы вышла за него, будь у него только жалованье за последнюю неделю и больше ни гроша. Ей, наверно, покажется нелегко начинать жизнь так скромно. Уж такие они, молоденькие девушки. Они думают, им приготовлен прекрасный дом, только того и ждут. А вот я получила дорогую мебель. Но это еще мало что значит.
Итак, свадьбу сыграли чуть не мигом. Приехал домой Артур, в военной форме он был великолепен. Энни выглядела очень мило в своем серебристо-голубом платье, такое можно будет потом надевать по воскресеньям. Морел назвал ее дурой за то, что она выходит замуж, и с зятем держался холодно. Миссис Морел украсила белым свою шляпку, и блузку отделала белым, и оба сына поддразнивали ее, что она так вырядилась. Леонард был весел и нежен и чувствовал себя преглупо. Пол никак не мог понять, чего ради Энни вздумала выходить замуж. Он очень любил сестру, и она отвечала ему тем же. Все-таки он надеялся, не без грусти, что ее замужество будет удачным. Артур был настоящий красавец в желто-алой форме и понимал это, но втайне стыдился ее. Энни на кухне все глаза выплакала, оттого что расстается с матерью. Миссис Морел всплакнула, потом похлопала ее по спине и сказала:
— Да не плачь, детка, он будет хорошим мужем.
Морел топнул ногой и сказал, дура она, что выходит замуж. Леонард был бледный, взвинченный. Миссис Морел сказала ему:
— Я доверяю ее тебе, дружок, ты теперь будешь за нее в ответе.
— Можете на меня положиться, — сказал он, едва живой от тяжелого испытания. И на этом все кончилось. Когда Морел и Артур легли спать. Пол, как бывало часто, задержался внизу — сидел и разговаривал с матерью.
— Ты не огорчена, что она вышла замуж, нет? — спросил он.
— Я не огорчена, что она вышла замуж… но… но как-то странно, что ей пришлось со мной расстаться. Мне даже тяжело, что она предпочла оставить меня и уйти с Леонардом. Так уж устроены матери… я понимаю, это глупо.
— И ты будешь из-за нее страдать?
— Я вспоминаю день собственной свадьбы и только хочу надеяться, что у нее жизнь сложится по-другому, — ответила мать.
— Но ты можешь ему довериться, по-твоему, он будет ей хорошим мужем?
— Да, да. Говорят, он ей не пара. А я так скажу: если мужчина достойный человек, как Леонард, и девушка его любит… тогда… все будет в порядке. Он ничуть не хуже Энни.