Сыщик, ведьма и виртуальный покойник

Хартман Кит

– Плюньте на все это, - сказал я.
– Отправляйтесь домой, а перед свадьбой попросите его сделать анализ крови. Это, конечно, не очень тактично, но многие именно так и поступают.

Она бросила на меня полный ярости взгляд, мне даже показалось, что она вот-вот закричит, но крика не последовало. Мисс Черчилл заговорила так медленно, словно тщательно подбирала каждое слово.

– Мистер Паркер, вы, возможно, не способны это понять, но я безумно люблю Джозефа, и если результаты теста вдруг окажутся положительными, то я от него всё равно не откажусь. Что из того, если в нем присутствует ген гомосексуализма? Каждый из нас предрасположен

к той или иной форме зла. В каждом из нас живет свой демон. Но не все мы ему повинуемся. Мне безразлично, какие гены присутствуют в ДНК Джозефа, мне важно лишь то, что он носит в своем сердце. Мне необходимо знать, любит ли он меня или просто мною пользуется.

Я знал, что мне не следует этого говорить, но я все-таки сказал:

– У мужчин всегда присутствует элемент и того и другого.

Мы оглянулись как раз во время для того, чтобы успеть увидеть, как Дэниел и Томпсон входят в кабину лифта. Двери лифта закрылись, и я увидел, как меняется выражение лица мисс Черчилл. Уголки её рта вдруг опустились, губы задрожали, а глаза стали влажными.

Когда она, схватив свою сумочку, вознамерилась кинуться к лифту, я удержал её за руку. Она освободилась от захвата и одарила меня полным ярости взглядом.

– Послушайте, - сказал я, - если вы считаете, что видели достаточно, отправляйтесь домой. Я представлю вам полный отчет, где вы получите ответы на все свои вопросы. Если я это сделаю, то сделаю безукоризненно. У вас не останется никаких сомнений. Он не получит ни малейшей лазейки, которая могла бы позволить ему отговориться. А это означает, что мы должны предоставить ему возможность действовать свободно. Минут пятнадцать. Чтобы события...получили некоторое развитие.

На какое-то мгновение мне даже показалось, что дама готова принять мой совет - отправиться в аэропорт и улететь домой, чтобы там дождаться моего звонка. Однако этого не случилось.

– Хорошо, - бросила она и тяжело плюхнулась на стул.

Пока она сидела, размышляя о... Стоп! Мне не хотелось даже строить догадки, о чем она размышляет. Я чуть отодвинулся от неё и поправил микрофон, укрепленный на горле под узлом галстука. Прежде чем перейти к активным действиям, следовало провести некоторую подготовительную работу.

– Шервин, - произнес я два слышно.

Наушник в левом ухе ожил, и после коротко шипения я услышал глухой голос Шервина:

– Да, босс. Что теперь?

Компания, у которой я приобрел Шервина, утверждала: программа составлена так, что Шервин умеет подбирать слова и регулировать тембр голоса таким образом, чтобы отвечать вкусам пользователя. Я не знаю, что Шервин думает о своем боссе, но самому боссу казалось, что машина претерпевает эволюцию, демонстрируя все больше и больше симптомов маниакально-депрессивного психоза.

Достав из кармана пиджака дисплей размером в ладонь, я сказал:

– Шервин, покажи снимки, которые я сделал этим утром.

– Никаких проблем, босс.

На экране возник первый кадр, на котором была изображена горничная отеля, начинающая уборку номера. Угол, под которым был сделан снимок, никуда не годился.

– Следующий.

Шервин беспрекословно повиновался и выдал второй кадр, сделанный парой секунд позже. Но и это было совсем не то, что мне требовалось.

– Следующий.

Бинго! Я прикоснулся к нужной точке на дисплее и сказал:

– Увеличь-ка вот это.

Шервин сфокусировал изображение на служебный ключ горничной.

Я извлек из кармана кусок картона и дырокол и принялся за изготовление дубликата. Я покосился на мисс Черчилл, но выражение её лица мне ничего не сказало. То, что происходило за этими глазами, оставалось для меня загадкой.

Я посмотрел на часы. Прошло пять минут. Там наверху начинают разворачиваться события. Дэниел и Томпсон остались наедине. Первый поцелуй. Губы Дэниела имеют вкус синей резинки, которую он постоянно жует. Томпсон пропускает между пальцами кудри Дэниела. Тела, с которых еще не сброшены одежды, трутся одно о другое.

Первый раз я увидел Томпсона лишь две недели тому назад. Наши пути никогда до этого не пересекались. Парень никогда меня не обижал, и у меня не было никаких причин его ненавидеть. Однако я собирался разрушить его жизнь. Потерю мисс Черчилл он, скорее всего, переживет, но его тайна выйдет наружу, и репутация рухнет. Работу он, видимо, потеряет, и вход в церкви Южной баптисткой конвенции для него будет закрыт навсегда. От него отвернутся друзья и родственники. Не исключено, что у него хватит сил начать все сначала. Он получит работу на фирме, где трудятся только геи, и обратится к их субкультуре. Возможно, что мои действия пойдут парню только на пользу. Но права выбора я его, определенно, лишаю.

Восемь минут. Дэниел ослабляет узел его галстука. Томпсон снимает с Дэниела безрукавку, поглаживая мускулистый живот молодого человека. Дэниел обнимает партнера за талию, и его джинсы плотно прижимаются к брюкам цвета хаки.

Мне страшно не хотелось браться за это дело. Когда мисс Черчилл позвонила первый раз, я ответил ей отказом. Затем я отказался вторично, затем еще раз. Но она не сдавалась, повторяя снова и снова:

– Я имею право знать.

В конце концов, мисс Черчилл поведала мне, каким образом Томпсон зарабатывает себе на жизнь и на кого работает. Оказалось, что это был Его Преподобие сенатор Захария Стоунуолл - один из тех мерзавцев, которых так обожал слушать мой папаша. И по сей день обожает, насколько мне известно.

Десять минут. Они лежат в постели, а их одежда кучей валяется на полу, а отдельные предметы висят на спинках стульев. Парни делятся своими маленькими секретами. Предпочитает ли Томпсон целовать сам или любит, чтобы его целовали? Нравится ли Дэниелу, когда ему покусывают ухо? А шею? А пальцы?

Я надеялся, что Томпсон окажется полным мерзавцем, и что сидящая рядом со мной женщина для него всего лишь удобный камуфляж, натянув который, он сможет сохранить свою прекрасную работу и спокойно трахаться с юными красавцами. Мне очень не хотелось, чтобы в деле возникли дополнительные осложнения.

Но этого мне уже никогда не узнать. Я навсегда останусь в полном неведении о том, какие чувства он к ней действительно испытывал. Мне не дано знать, будет ли озаряться его лицо улыбкой, когда он станет думать о ней в трудную для себя минуту. Я не узнаю, существуют ли такие предметы, о которых он мог бы делиться только с ней. А, может быть, он мечтал о детишках? О том, как его крошечная дочка бьет ножкой по мячу? О том, как рассказывает сказку на ночь сыну?

Двенадцать минут. К этому моменту они уже успели услышать свойственные каждому из них звуки. Придыхания, стоны, рычание, издаваемые забывшимися в порыве страсти мужчинами. Эти звуки неповторимы, как отпечатки пальцев. Почему бы ФБР ни заносить их в свои файлы? Ведь всё остальное о нас там уже знают.