Сыскная полиция
Шрифт:
Чтобы поручить это задание именно этому офицеру, нужно было обладать поистине гениальным чутьем, потому что он был буквально создан для этой роли. Даже рассказывая об этом, он превратился в засаленного, сонливого, робкого, недалекого, бесхитростного и доверчивого молодого добрякамясника. Когда он пригладил волосы, они стали выглядеть так, словно он смазал их почечным салом, а щеки его заблестели, как у человека, привычного к мясной пище.
— Так вот, я — ха-ха-ха! (смешок глуповатого молодого мясника) — вырядился, как мясник, собрал кое-какие вещи в узелок и иду, значит в трактир. Там спрашиваю, есть ли у них свободные комнаты. «Есть, — отвечают, — милости просим». Выделили мне спальню, вселился я и стал наблюдать. В заведении этом было полно людей, постоянно кто-то входил, кто-то уходил. Сначала один меня спросил: «Вы, молодой человек, из деревенских?», потом второй, я им отвечал: «Да, —
Когда кто-то из мясников, которые жили там, узнал, что мне нужно место, мне сказали: «Мы тебя пристроим куда-нибудь», и стали они возить меня по разным местам. Куда только они меня ни таскали: Ньюгейтский рынок, Ньюпортский рынок, Клер, Карнаби, в общем, объездили весь город. Только оклад, который там предлагали, меня, видите ли, не устраивал — хаха-ха! — ничто мне не подошло. Поначалу кое-кто из завсегдатаев того трактира относился ко мне с подозрением, поэтому при общении со Строу и Фендоллом мне приходилось вести себя очень осторожно. Иногда я, выходя на улицу, останавливался перед витриной какого-нибудь магазина, якобы на товар поглядеть, а сам в это время незаметно по сторонам смотрел и несколько раз замечал неподалеку своих соседей по трактиру. Но в таких вещах у меня опыта побольше было, чем они думали, поэтому я позволял им идти за собой ровно столько, сколько это было нужно или удобно мне, иногда довольно долго, а потом неожиданно разворачивался и кричал: «О, это вы? Как мне повезло, что я вас встретил! Этот Лондон — такое место, я, похоже, опять заблудился». После чего мы все вместе возвращались в наш трактир и — ха-ха-ха! — садились выкурить по трубке.
О, они там очень заботливо ко мне относились, это уж точно. Пока я там жил, обычным делом стало, чтобы кто-нибудь выводил меня в город и показывал Лондон: тюрьмы, Ньюгейт. Когда мы вокруг Ньюгейта ходили, я остановился у того места, где грузчики груз свой складывают, и спрашиваю: «Боже, так это здесь преступников вешают? Надо же!» — «Господи, ну и простофиля, — засмеялись они. — Нет, это не то место. — И показали мне настоящую виселицу. — Вот, — говорят, — то место. Надеемся, запомнил?» Я сказал, что постараюсь запомнить… Когда мы вот так ходили, мне нужно было все время быть начеку, чтобы никто из полицейских меня не увидел и не подошел, потому что, если бы кто-нибудь со мной заговорил, меня бы за минуту раскрыли. Но, к счастью, ничего такого не случилось, и все шло спокойно, хотя поддерживать связь со своими мне было очень трудно.
Краденый товар, который привозили складские сторожа в трактир, всегда продавался в небольшой задней комнате. Очень долго мне никак не удавалось пробраться в ту комнату или хотя бы увидеть, как это происходило. Несколько раз, пока я с самым невинным видом сидел в буфете у камина и покуривал свою трубочку, я слышал, как люди, которые из той комнаты выходили, тихонько спрашивали у хозяина: «А это кто такой? Что это он тут околачивается?» — «Кто? Это? — отвечал им хозяин. — Да Господь с вами, это — ха-ха-ха! — просто паренек из деревни, зеленый совсем. Мясником устроиться хочет, но все никак себе место не подыщет. Уж на него-то можете не обращать внимания». В общем, со временем они так ко мне привыкли, так привыкли считать меня зеленым юнцом, что я уже мог, как и все остальные, входить в ту комнату, и на меня никто уже не обращал внимания. Один раз я присутствовал при том, как была продана партия отличного батиста на целых семьдесят фунтов, украденного со склада на Фрайдей-стрит. После каждой такой сделки они устраивали что-то вроде небольшой пирушки, горячий ужин или обед, ничего особенного, но меня иногда тоже звали. «Давай, мясник, налетай! Угощайся», — приглашали они меня, что я и делал. За столом языки у них развязывались, они начинали обсуждать сделку, и тогда уж я держал ушки на макушке, потому что в такие минуты можно было узнать все, что только может интересовать нас, сыщиков.
Так продолжалось десять недель. Все это время я жил в той таверне и наряд мясника снимал, только когда ложился спать. Наконец, когда я выследил семерых воров и привел их в порядок (это у нас выражение такое, означает оно: выяснил, чем они занимаются, где воруют, как проходят кражи, ну и так далее), мы поговорили со Строу и Фендоллом, и в назначенное время в трактире была проведена облава и аресты. Офицеры, когда ворвались туда, первым делом взяли за воротник меня, специально, чтобы никто из
Однако того человека, который воровал товар на Фрайдей-стрит, арестовать не удалось. До этого он по секрету сказал мне, что заподозрил что-то неладное, когда полиция задержала кого-то из их теплой компании, и собирается делать ноги. Я тогда спросил у него: «И куда же вы собираетесь податься, мистер Шефердсон?» — «В „Заходящую луну“, мясник, — ответил он, — на Коммершел-роуд. Это тихое заведение, залягу там на какое-то время. Назовусь Симпсоном, по-моему, это фамилия тихая, неприметная. Может, навестишь меня как-нибудь там, а мясник?» — «Обязательно навещу!» — пообещал я, и, разумеется, собирался это сделать, его же тоже нужно было брать! На следующий день я с еще одним офицером отправился в «Заходящую луну» и в буфете спросил, не знает ли кто Симпсона. Мне указали его комнату наверху. Поднимаемся мы, значит, наверх, а тут он через перила перевешивается. «Мясник, ты, что ли?» — спрашивает. «Я, — отвечаю. — Ну что, как устроился?» — «Отлично, — говорит. — А кто это там с тобой?» — «Да так, парень один. Приятель мой», — отвечаю. «Тогда проходите, — зовет он. — Другу мясника я так же рад, как самому мяснику!» Так я познакомил с ним своего друга, вместе мы его и арестовали.
Вы себе не представляете, сэр, какое это было зрелище, когда на суде они наконец узнали, что я никакой не мясник. Когда было первое слушание и дело отложили, меня не вызывали. Но на второе слушание вызвали, и когда я в полной полицейской форме вышел давать показания, на скамье подсудимых все обомлели. Когда они поняли, как их провели, поверьте, раздался настоящий стон!
В Олд-Бейли, где проходил суд, мистер Кларксон, которого им назначили адвокатом, все никак не мог взять в толк всю эту историю с мясником. Он-то думал, что речь идет о настоящем мяснике. Когда адвокат обвинения заявил: «А теперь, господа, я вызываю офицера полиции», — имея в виду меня, мистер Кларксон говорит: «Опять офицера полиции? Зачем нам очередной офицер? Мы уже достаточно их послушали. Теперь я хочу увидеть мясника!» Пришлось ему, сэр, довольствоваться мясником и полицейским в одном лице. Из семи арестованных пятерых признали виновными, некоторых из них отправили на каторгу. Хозяина шикарного магазина в Вест-Энде засадили.
На этом история мясника заканчивается.
Закончив рассказ, простоватый мясник снова превращается в гладколицего сыщика. Но ему доставили такое удовольствие воспоминания о том, как воры водили его на прогулки по Лондону, когда он прикидывался невинной овечкой, что он и позже нет-нет, да и вставлял в разговор с простоватым мясницким смешком: «Боже, так это здесь преступников вешают? — спрашиваю. — Надо же!» А они мне: «Нет, вот то место.
Господи, ну и простофиля!»
Уже довольно поздно, скромные гости начинают беспокоиться, что уже надоели нам своими рассказами и собираются уходить, когда похожий на отставного солдата сержант Дорнтон, оглядевшись, с улыбкой говорит:
— Пока мы не ушли, сэр, может быть, вам будет любопытно послушать о приключениях одной дорожной сумки. Это не длинная история, но, по-моему, презабавная.
Мы были рады послушать про дорожную сумку, наверное, не меньше, чем мистер Шефердсон, увидев в «Заходящей луне» фальшивого мясника. Сержант Дорнтон продолжил:
— В 1847 меня отправили в Чатем разыскать некоего Мешека. Этот еврей промышлял тем, что собирал у молодых людей с хорошими связями (в основном в армии) векселя якобы для дисконта, и с ними скрывался.
Когда я приехал в Чатем, Мешека там не оказалось. Все, что мне удалось о нем узнать, это то, что он куда-то уехал — возможно, в Лондон, — и у него с собой дорожная сумка.
Тогда я последним поездом из Блэкуолла вернулся в город и стал спрашивать о пассажире-еврее с дорожной сумкой.
Вокзальная контора была закрыта, потому что поздно уже было, и на всем вокзале оставалось всего два-три носильщика. Разыскивать на Блэкуоллской линии, которая тогда вела к одной большой военной базе, еврея с дорожной сумкой было все равно что пытаться найти иголку в стоге сена. Но случайно выяснилось, что один из этих носильщиков как раз доставлял какому-то еврею дорожную сумку до определенного постоялого двора.