Сюрприз под занавес
Шрифт:
Тамарино лицо пошло пятнами: обожрался гад. Сто процентов — животом маялся, вот и не появился. А этот… с именем… на нее думает. В кафе глазел так, будто в зоопарк случайно попал.
Пятьдесят два пирожка!
Тамара окончательно помрачнела: а если приплюсовать к ним молочный суп, сосиски с тушеной капустой, блинчики с творогом, с мясом, гречневую кашу и…
Лучше не вспоминать.
Тамару затрясло: что-то ее ждет сегодня? Поспать не поспала, то есть день с самого утра снова не задался. И если раньше ее жизнь осложняла одна Динка, то
«Боже, спаси меня и помилуй!»
Тамара перекрестилась и попыталась припомнить, готовила ли вчера вечером Вера Антоновна пирожки. Если да, и эти две авантюристки скормили их нищему — катастрофа. Наверняка все опять свалят на нее. Самое печальное — никто не удивится. Поверят.
Ну нет.
Пусть Лелька берет вину на себя!
Тамара отбросила одеяло и на цыпочках проследовала к подоконнику. Ее гнала слабенькая надежда, что она ошиблась. И Лелька, приличная молодая женщина, замужняя, мать двоих детей, беседует не с провонявшим потом и мочой бродягой, а… Ну пусть — с…
Фантазия отказала напрочь.
Несчастной Тамаре в голову лезла всякая чушь. Она по очереди отмела с негодованием цветочницу; страхового агента; спортсмена; газетчика; раннего прохожего, милиционера и дворника.
Пять утра!
Тамара жалела себя до слез. Сурово посмотрела на Крыса, и умный бультерьер прекрасно понял хозяйку. С готовностью ослеп и оглох. Даже отвернулся и с деланным любопытством уставился во двор.
Тамара подтащила стул, с трудом взгромоздилась на него, едва не упав спросонья, и мысленно ахнула: она не ошиблась. У стенки рядком сидели недавний нищий и оборванный, потрясающе чумазый мальчишка примерно Динкиного возраста, может, чуть постарше. Оба с аппетитом уминали — Тамара вздохнула с невольным облегчением: не пирожки, нет! — огромные бутерброды с маслом, сыром, колбасой и яйцами. Как только у них рот открывался!
Тамара осторожно порадовалась, что Вера Антоновна вчера не стала на ночь возиться с тестом, и сползла со стула. Немного подумала, но в кровать не пошла. Решила подслушать, о чем беседует родная сестрица с двумя разновозрастными бомжами. Не о последней же пьесе в ближайшем театре? И не о прочитанной книге.
Тоже — родственные души!
Поэтому Тамара тоже села у стенки. Только в комнате. Широко зевнула, растерла замерзшие ступни — ну и июнь! — и замерла, прислушиваясь.
Конечно, начало беседы она проспала, но не страшно. Лелька с Динкой еще сумеют ее удивить. К сожалению.
—А мне всего четыре,— разочарованно призналась Динка над Тамариной головой. — Мам, мне шесть только через два года исполнится, да?
Лелька ответить не успела. Хрипловатый, совсем не детский голос с улицы подтвердил:
—Точно, через два. Я, знаешь, как считать умею? Вот в школу пойду, лучше училки буду цифрами ворочать.
—Ага,—проскрипел старик.—Способный мальчонка, не врет.
—Как же ты в школу пойдешь,—удивилась Динка,— если ты не живешь нигде? Ранец кто тебе купит, и книги, и карандаши с
Старик закряхтел. Мальчишка втянул вихрастую, нечесаную голову в плечи, взгляд его стал затравленным. Лелька поспешно воскликнула:
—А и ничего! Мы что-нибудь придумаем! Вот прямо сейчас возьмем и придумаем! Правда, Диночка?
Тамара похолодела. Сердце ее ухнуло вниз, губы пересохли, она вытянула шею в напрасной надежде, что у Лельки хватит здравого смысла не впутываться в чужую жизнь.
Хоть здесь, в Питере!
Мало ей Череповца?!
Естественно, глупая племянница радостно подтвердила, что мамочка придумает. И бодро боднула пяткой воздух, едва не разбив неосторожной тетке нос. Тамара едва успела увернуться.
Лелька поерзала животом по подоконнику, устраиваясь поудобнее, потом озабоченно спросила:
—Документы у вас какие-нибудь на ребенка есть? Свидетельство о рождении хотя бы.
—Да откуда ж,— пробубнил старик.— Пацан-то приблудный, имя только свое и помнил, когда ко мне прибился.
—Ой!— воскликнула Динка.—А ты не сказал, как тебя звать!
—Серегой, во как,— басовито проворчал маленький нищий.
—Как моего папу,—обрадовалась Динка.— Он тоже — Сережа!
—Правда?
—Я никогда не вру,— с достоинством сообщила племянница.— А ты?
—А я… я… бывает.
Дети замолчали. Лелька осторожно спросила старика:
—Что вы вообще знаете о мальчике?
—А ничо,— крякнул дед.— К чему мне? Малец и малец. Мое дело маленькое — кусок хлеба ему сунуть, ежели есть. Или рубашку какую-никакую выпросить. — Он завозился и неохотно признал:— Народ у нас разный. Порой и подают. Много ль пацану надо?
—Вообще-то много, — в тяжелой задумчивости протянула Лелька.
Тамара едва удержалась, чтобы не вскочить и не захлопнуть окно, прекращая таким кардинальным образом опасный разговор.
Динка снова боднула пяткой воздух — Тамара сноровисто увернулась — и спросила нового знакомого:
—А мама у тебя есть?
—Не. Померла она. Прошлой зимой еще. Замерзла.
—Ка-ак?!
—Так. Пьяной была, вот и не дотянула до подъезда, — угрюмо буркнул мальчик.
—А папа?
—Никогда не было, — уверенно сказал Серега и шмыгнул носом.
—А брат или сестра?
—Не-а.
Динка озадаченно помолчала и шепотом спросила мать:
—Разве так бывает?
—Изредка,— тихо отозвалась Лелька. — Очень, очень редко.
Динка протяжно вздохнула. Лелька вздохнула тоже и поинтересовалась у старика:
—А вы не пробовали пристроить мальчика в детский дом?
Старик промолчал. Он наелся, получил от жалостливой бабенки сотню рублей — что теперь тут задерживаться? Пора, пока дворник не появился, и честь знать. Повезло ему сегодня. И выпить есть на что, и кусок хлеба можно купить. Хотя хлеб лучше выпросить, чего зря денежки транжирить? Хлеб завсегда подадут, не ананас.