Сюрприз
Шрифт:
[2]
Бежать пришлось через всю деревню, и только на окраине остановились они у кособокого дряхлого домика. На стук калитки из окошка выглянула старушка, такая же кособокая и дряхлая, как ее домишко, близоруко прищурилась и улыбнулась.
— А, юный Петер!..
— Матушка Эльза! — без предисловий и приветствий сразу перешел к делу вондерландец. — Где это… этот… эт…
— Эрих-то? — бабулька или оказалась ясновидящей, или похожая ситуация повторялась слишком часто. — Эрих с вечера в кутузке сидит у шуцмана Готлиба.
— Что?..
— Пошел
— А?..
Бабка явно была ясновидящей.
— Эрих ко мне присылал, не заплачу ли я за него, больше-то ему не к кому обратиться, но у меня откуда такие деньги. Он мне за квартиру-то месяц уже не плачивал, — старушка осуждающе поджала тонкие губы. — Так что пусть посидит до вечера, охолонёт.
— А-а… — разочарование и недоверие смешались на физиономии суконщика.
— Алиби, — со знанием дела договорил за него отрок Сергий.
— Вот видишь, Петер! — обрадованно проговорил Иван, — Эрих не виноват!
— Всё равно не верю, — ожег миротворца угрюмым взором вондерландец. — Всё равно это он! И я его, гадюку, всё равно поймаю!!!
— Караулить будешь всю ночь? — хмыкнул Серый.
— Буду! — процедил юноша, и глаза его кровожадно сверкнули.
— Мы тебе поможем! — вызвался Иванушка — не столько от реального желания посодействовать, сколько от беспокойства за судьбу шалопутного чародея, окажись тот неподалеку от апельсина раздора в недобрый час.
— Ты хотел сказать,
ты
поможешь, — кисло пробурчал Волк.
Склонность его друга подбирать и защищать сирых и убогих иногда действовала на нервы — когда просто не раздражала.
— Сергий, — мягко выговорил Иванушка. — Я всё равно никогда не поверю, что ты можешь допустить, чтобы невинному человеку предъявляли такое обвинение. И вообще хоть какое.
— Да я и сам не могу поверить… — брюзгливо пробормотал Серый, — …что опять благодаря тебе ввязываюсь в какую-то ерунду, из-за которой придется пялиться в темноту всю ночь как дураку…
— Я всегда знал, что у тебя очень добрая и отзывчивая душа, — пропустив мимо ушей «опять» и «ерунду», улыбнулся Иван.
Волк подавился возмущением, развернулся, сунул руки в карманы и зашагал на постоялый двор, раздумывая, завалиться ли сейчас досыпать или на оставшиеся деньги купить двух лошадей и убраться из этого Галлюцинофельда — или как там его, пока лукоморский витязь не вляпался — и не втянул его, самое главное — в очередную авантюру по поискам справедливости, добра и мира во всем мире.
* * *
Лукоморцы и Петер заступили в караул, как только полностью стемнело.
Черное одеяло ночи укутало утомленную деревню, гася в окнах светильники и разгоняя по домам задержавшихся гуляк. Провожавшие их собаки разошлись по своим сеновалам, а встречавшие женщины —
Вся — кроме троих.
С фонарем в одной руке и тяжелой дубиной в другой, Петер наматывал круги под апельсином и бормотал что-то под нос, время от времени взмахивая своей палицей — репетировал сцену встречи с коварным магом, не иначе.
Иванушка попытался было следовать за вондерландцем, но быстро сошел с дистанции и присел на мостовую, прислонившись к стене дома Семолины. Серый, постояв в сторонке минут десять, на одиннадцатую незаметно растворился в темноте, бормоча, что такое огромное количество караульщиков только спугнет предполагаемого вандала, и что со стратегической точки зрения будет мудрее, если он удалится в засаду где-нибудь в сторонке, но недалеко.
Надо ли говорить о том, что в его понятии такое чудесное местечко находилось как раз на кровати в его комнате.
Прошел час, другой, третий… Погас фонарь, масло было долито в резервуар и выгорело снова — а злоумышленник так и не появлялся.
Петер, почувствовав если не умом, то ногами, что хождений на сегодня было уже предостаточно, поставил светильник на землю, а сам приземлился рядом с Иваном, подтянув колени под подбородок и обняв их руками.
Тусклый, грязно-желтый свет выхватывал из темноты небольшой кусочек мостовой, ноги и лица товарищей по караулу, объединяя их в странное братство и словно подталкивая к задушевным разговорам.
— Никто не придет, Петер, — мягко глянул на вондерландца Иванушка. — Эрих не виноват. Да у кого бы рука поднялась на такую красоту!.. Хотя… я, конечно, не знаю про всех… если бы мне, к примеру, кто-нибудь сказал: перегрызи этот ствол зубами, и самая прекрасная девица Белого Света будет твоей…
Петер подумал
[3]
и пожал плечами.
— У кого-то поднялась ведь.
— Угу… — царевич не стал отрицать очевидное, хоть и невероятное, и перевел разговор на более приятную и понятную тему: — А Семолина сейчас где?
Лицо парня озарилось улыбкой, и в ночи будто стало светлее.
— Уехала с родителями в город к тетке погостить, но должна вернуться со дня на день.
— А… — Иванушка деликатно откашлялся и продолжил: — …какая она… Семолина?..
— Сама удивительная, самая прекрасная и самая ученая девушка Глюкфельда! — с жаром заговорил Петер. — Обожает всё красивое, необычное, иностранное… Она даже читать умеет! И на арфе играть! А знаешь, как она песни любит!.. Балды там всякие… потом эти… как их… которые надо только ночью петь? Ногтюрны?.. сыро…нады?.. И кстати, она прослышала, что в городе проездом остановился иноземный король со свитой, а в свите — какой-то знаменитый менестрель, который вечерами выступает в парке, и ей загорелось ехать, чтобы его послушать! И она уговорила род…