Сюрприз
Шрифт:
Закончить он не успел: из темноты до их потерявшего бдительность слуха донесся тихий звук, словно быстро-быстро протыкали толстый лист железа.
Юноши встревоженно нахмурились, вытянули шеи и уставились во тьму: показалось, или?..
Ответить на сей вопрос они так и не успели, хоть и по уважительной причине. Звук прекратился, а вместо него возник другой, причем у них над головами. И был это бряк и скрежет мелких медных предметов друг о друга.
— Он там!!! — яростно вскричал Петер, подскочил, едва не опрокидывая фонарь и, размахивая дубиной,
Иванушка — за ним.
После вчерашней «ночи длинных ножей»
[4]
там, где вчера красовались изящные ветви, ствол щетинился чугунными обрубками. Сомнений быть не могло — неизвестный вандал вскарабкался по ним как по лестнице и теперь прятался среди веток, замышляя под покровом темноты не менее темные дела.
Вондерландец, сгорая от нетерпения поскорее наложить руки на неизвестного — или известного — осквернителя апельсинов, подпрыгнул, взмахнул дубиной и со всего маху грохнул по суку над головой:
— Слазь, гадюка! Я из тебя отбивную сделаю!
Но гадюка, даже — или тем более — перед перспективой закончить свои дни в виде отбивной, слазить не торопилась. Медные ветки застучали, забренчали, ударяясь друг о друга, и рядом с Петером шмякнулся неопознанный медный фрагмент кило под шесть — то ли скелет гигантской камбалы, то ли запчасть от сенокосилки.
Скорее всего, это была ветка.
Юный трактирщик воспринял ее, как перчатку.
— Ах, ты так!!! — распаленный вызовом, Петер попытался вскарабкаться по стволу, но зажатая в кулаке палица наводила на мысль, что или в руках было что-то лишнее, или как минимум одной руки не хватало.
Разрываясь между необходимостью срочно забраться и потребностью иметь что-то, чем можно было бы вздуть вредителя, он попытался переложить свое оружие в другую руку
[5]
, потом подмышку
[6]
, прижать подбородком
[7]
, засунуть за пояс… Не предназначавшаяся для такой транспортировки дубина выскользнула, грохнулась на мостовую и покатилась. Суконщик, рассыпая проклятия и эвфемизмы, метнулся за ней.
Когда воссоединение мстителя и его оружия состоялось, ветки дребезжали, уже на другом конце кроны. Искореженные апельсины шмякались на камни, подпрыгивали с дребезжащим звоном, подобно граду на анаболиках, и раскатывались по площади, пересчитывая булыжники рваными боками.
Разъяренный апельсиновладелец ринулся туда, где свирепствовал невидимый саботажник, подскочил, размахнулся…
Дубинка, запутавшаяся в анатомии дерева, на удивление так просто не ломаемой, вырвалась у него из рук и застряла вне пределов видимости.
И досягаемости, как выяснилось спустя полминуты бесплодных подпрыгиваний.
— Чтоб… тебе… повылазило… — хрипел Петер, и руки его метались над головой, одновременно стараясь задеть блудную палицу и защитить голову от сыплющегося на него лома цветного металла. — Г-гадюка
Иванушка, недолго думая, выхватил единственный предмет, которым можно было бы выбить задержавшуюся в гостях дубину, и взмахнул им, целясь в место ее предполагаемой дислокации — раз, другой, третий…
— Убери меч! — прорычал вондерландец, отдергивая руки, пока их кусочки не присоединились к останкам апельсина на мостовой, и снова бросился на штурм ствола. — Гадюка!!!..
Но едва голова его поравнялась с нижней веткой, как нечто увесистое впечаталось ему в лоб, да так, что из глаз полетели искры, а сам он — кубарем наземь, под ноги царевичу, которому именно в этот момент посчастливилось выбить беглую дубину из ее медно-чугунного гнезда.
На голову хозяина.
Тот, не сказав последнего «гадюка», закатил очи под лоб и откинул руки.
Иванушка охнул, замер, испугавшись, что на очереди другая пара конечностей, бросил меч в ножны, метнулся растерянно к парню, к стволу, к постоялому двору, снова вернулся к осыпаемому медными обломками суконщику, подхватил его подмышки и стремительно — словно беговой рак-рекордсмен — задом-задом потянул его к дому.
Отступление сопровождалось издевательски-звонкими ударами изувеченной меди о мостовую.
Через пару минут из постоялого двора выбежала подмога — дядя Петера с женой и детьми — с фонарями, топорами и ножами, но к этому моменту на дереве уже никого не было.
* * *
Булыжная мостовая главной улицы сменилась утрамбованным проселком боковой, и звук, выбиваемый каблуками, стал глухим, почти не слышным.
Топ-топ-топ.
Иванушка, опустив голову, смотрел на поднимаемые сапогами облачка пыли и транскрибировал мысленно «топы», но в уши его, несмотря на усилия отвлечься, упрямо проникал голос Сергия:
— …а я тебе говорю, что это шептун, больше некому. И то, что мы не можем понять, как он это извернулся сделать, только подтверждает мои подозрения. Сделал тот, кому выгодно. А кому еще выгодно, чтобы петькин подарок в металлолом превратился, пока его Линька не увидела? Эриху! Больше некому!
— То есть, — устало вздохнул Иванушка, — ты настаиваешь, что это Эрих ночью залез с пилой…
— …или кусачками, — дотошно уточнил Волк.
— …на дерево и за несколько минут искромсал его?
— Точно, — убежденно кивнул Серый.
— Но мы не слышали звуков пилы! И кусачек тоже!
[8]
И такой поступок был бы подлостью с его стороны, а Эрих добрый! Он… он животных любит!
— Особенно жареных, — пробормотал отрок Сергий. — Вань, ну ты сам поразмысли, а? Эрих бедный, как мышь на лесопилке. А тут богатенькая наследница в девках сидит. Опарафинить конкурента, уболтать девчонку — и уровень благосостояния взлетает выше крыши! И за квартиру платить не придется опять же. А что звуков не слышно было… Он же маг, или ты забыл? Кто знает, чему их там учат? Помахал руками, пошептал — и уваля!