Сюзанна и Александр
Шрифт:
— Да, но, похоже, в ваши планы пока не входит поездка в Париж.
— Не входит… И всегда так получается, — добавила я простодушно, — у меня всегда не хватает времени на что-нибудь важное. Когда я состарюсь, окажется, что я так ничего толкового и не сделала.
Отец улыбнулся.
— Как странно слышать это от вас.
— Почему?
— Это странно, потому что вы молодая и сильная. Не могу представить вас другой. И потом… у вас же четверо славных детей. Вы двум знаменитым родам дали наследников. Это ли не заслуга?
— Нет. Это счастье.
— Дорогая моя, как мне ни трудно это сознавать, но я желал бы для вас лично
Я ответила — негромко, но убежденно:
— Пожалуй, я ничего не хотела бы менять в своей жизни.
7
Между тем жизнь моя в Белых Липах была порой крайне неприятна.
Поль Алэн и старая герцогиня относились ко мне так, что я иногда всерьез опасалась, что они подсыплют мне яду в пищу. Особенную враждебность и презрение демонстрировала Анна Элоиза. Я уже и не пыталась что-то уладить, зная, что все будет бесполезно. Ключей она мне не отдала, и я в хозяйство не вмешивалась. Мы с ней не здоровались, не разговаривали, я не делала перед ней даже реверанса, зная, что она мне не ответит. Ни разу после того первого вечера она не спустилась в столовую и не села за один стол со мной. Это было что-то вроде бойкота. Анна Элоиза была бы рада, если бы смогла поставить меня в положение неприкасаемой. Однажды, случайно столкнувшись с ней в одной из гостиных, я заметила, что она уронила платок. Я понимала, что наклоняться ей трудно, и, поразмыслив, подняла его. Анна Элоиза, не обращая внимания на мой жест, молча проплыла мимо с таким видом, словно брезговала снова взять свой платок после того, как он побывал в моих руках.
Ее враждебность распространялась теперь и на детей, даже на малыша Филиппа. Они не смели не то что шалить, но даже говорить или смеяться в ее присутствии, и на каждого, кто осмеливался ее не слушаться, она вполне серьезно замахивалась палкой. Близняшки возненавидели ее и были рады подразнить, Филипп пока просто боялся старухи, но и девочкам, и сыну я объяснила, что лучше с Анной Элоизой не задираться.
— Их следует выпороть! — так и звучало по дому.
Было ясно, что от этой ненависти я избавлюсь только тогда, когда Анна Элоиза умрет. Оставалось лишь ждать этого часа.
Поль Алэн был сдержаннее и не так прямолинеен. Он даже садился со мной за один стол — видимо, герцог поговорил с братом и уговорил его на это. Но терпеть Поля Алэна было еще невыносимее, потому что он постоянно говорил в мой адрес что-то либо грубое, либо едкое, либо настолько оскорбительное, что принуждало меня выйти из столовой, скрывая слезы. Все это в целом было настоящей пыткой, от которой я спасалась, только заперевшись в своих комнатах или уйдя в парк. Александр ни в каких, даже самых тяжелых, случаях за меня не вступался.
Но, в конце концов, я хорошо представляла себе, что меня ждет именно такая жизнь. И реальность очень редко оказывалась более скверной, чем мои представления о ней.
Александра я почти не видела, а если и видела, то только в столовой. Рано утром он заходил поцеловать Филиппа и близняшек, а потом уезжал. Хорошо, если возвращался к вечеру. Часто его и ночью не было дома. Я понимала, что времена сейчас тревожные, что роялисты готовятся к новой войне, но не могла лишь этим объяснить его отлучки. Слуги, враждебно ко мне настроенные, не упускали случая, чтобы с притворно-почтительным видом сообщить,
Наши отношения оставались крайне неясными.
Был жаркий июньский полдень. Я стояла на венецианском мосту, переброшенном через Чарующее озеро, задумчиво глядя в воду. Вдоль красочного извилистого берега шлепал по воде Филипп, смеясь и убегая от своей няньки. Он был босой, в одной рубашечке. Смех ребенка терялся в шуме Большого водопада, возле которого росла огромная ель.
Берег пруда был окаймлен сплошным ковром стелющегося винограда, жимолости и ежевики. Чуть поодаль в тени больших деревьев сидели шуаны и о чем-то вполголоса переговаривались. За последнее время они просто наводнили поместье, и нигде уже нельзя было найти уединения.
— Как это все скверно, — пробормотала я.
Мне было жаль, что Филипп еще так мал. Надвигались крайне суровые времена. Надвигалась война, которая будет уже не там, не в Италии или Австрии, а здесь, в Бретани. Это настраивало на самые мрачные мысли. Я-то помнила, что случилось с этим краем тогда, в 1793 году. Хоть бы Филиппа все это не задело! Мне теперь даже черный цвет моей одежды казался плохим предзнаменованием.
Я слышала, как подошла Маргарита, как тяжело она вздохнула.
— Видите? — сказала она хмуро. — Вернулся-таки!
Я взглянула. К шуанам подходил Александр, и они медленно поднимались, завидев своего начальника. Он что-то им объяснял, отдавал какие-то распоряжения. Его не было в Белых Липах три дня, и он, видимо, прямо с лошади пришел сюда. Наблюдая за ним, я заметила, как он небрежным жестом снял с себя сюртук и бросил на землю. Шуаны стали исчезать среди кустов. Александр молча сел в траву. Я видела, как нервно он покусывает соломинку.
— Почему ты говоришь так о нем? — спросила я, поворачиваясь к Маргарите.
Лицо у нее было мрачное как туча.
— А вы разве не понимаете? Ведь он от нее вернулся, от той самой англичанки!
Я закусила губу. Потом рассерженно бросила:
— Что же, по-твоему, я могу сделать?
— Вы должны потребовать уважения к себе, милочка! Господи ты Боже мой, даже последняя прачка не стала бы мириться с этим!
— Что бы я ни сделала, все это будет напрасно. Мы уже не муж и жена, мы просто живем вместе. Так пусть же он живет как хочет. Должно быть, он не может обходиться без любовницы.
— А оказывать вам почтение и соблюдать приличия он может? Вы тоже могли бы ездить к любовнику, однако вы этого не делаете!
Я молчала. Обо всем этом я тысячу раз размышляла и давно поняла, что не имею права вмешиваться. Мне и так тяжело в этом доме. Надо избежать ссор хотя бы с Александром. Но, с другой стороны, он вполне мог бы проводить с Мелиндой вполовину меньше времени!
— Никогда бы не подумала, что вы так робки, мадам!
Маргарита удалилась, кипя от негодования. Я стояла, не зная, на что решиться. Филипп подбежал к отцу, обхватил за шею. Александр несколько раз подбросил сына в воздух, поймал, и я услышала довольный смех малыша. Потом мальчик вырвался и снова побежал к воде.